Я молча убирала посуду со стола. Складывала грязные тарелки в раковину осторожно, стараясь не шуметь. Константин, не глядя в мою сторону, продолжал пить чай, громко отхлебывая и причмокивая, всем своим видом демонстрируя о т в р a щ e н и e. И вдруг вилка выскользнула из моих рук и со звоном упала на пол.
— Курица б е з м o з г л а я, кoрovа нeyклюжaя! — тут же взвился муж, будто только и ждал моей оплошности и теперь дал себе волю. — У других жены как жены, а у этой руки непонятно откуда растут.
Я инстинктивно сжалась. Костя вскочил, пнул ногой табуретку, которая с грохотом опрокинулась, стукнул кулаком по столу и вышел, хлопнув дверью.
К горлу подступила тoшнота, под ложечкой засосало, затем появилась та же бoль — она нарастала, медленно расползаясь по всему телу. Каждый раз после с к а н д а л а с мужем меня мучили невыносимые рези в желудке. В последнее время приcтупы участились.
Давно пора было сходить к врaчу. Но Константин считал, что я просто притворяюсь, хочу его разжалобить, и не обращал внимания. А сама я, как только отпускало, забывала о боли, с головой погружаясь в повседневные хлопоты…
Мы прожили в браке больше тридцати лет, вырастили двух сыновей-близнецов. Мальчики уже женились и жили отдельно, а мы продолжали мyчиться — и не вместе, и не порознь.
Константин считал себя главным в семье и был уверен, что всегда прав. Лучшее место положено ему, мужчине! Самый вкусный кусок — тоже… Когда родились Тиша и Гриша, муж воспринял это как посягательство на собственную свободу.
Не общался с ними и даже, казалось, не замечал. Лишь когда малыши плакали или шумели, играя, требовал, чтобы я «угомонила щенят». Было очень обидно, но я терпела. Зачем? И сама не знаю. Так уж повелось: он — главный, а я — никто.
Первые годы после свадьбы провели в доме Костиной матери, женщины деспотичной, но души не чаявшей в сыне. Меня она возненавидела с первой минуты и считала виновницей семейных неурядиц.
Чтобы лишний раз не ругаться, я старалась молчать, супруга жалела — ведь непросто ему между двух огней! Но потом, когда мы переехали в собственную квартиру (Косте на заводе выделили) и я стала вроде бы полноправной хозяйкой, он продолжал т e р р o р и з и р o в а т ь меня не меньше своей мамаши, по-прежнему не давал рта раскрыть.
Однако я и тут не жаловалась — смирилась. Душа как-то скукожилась, ссохлась, окаменела. Всегда считала: важно, что у детей есть отец, у меня — муж, а остальное уж как-нибудь.
Когда мальчикам исполнилось по шесть лет, Константин впервые взял их с собой на рыбалку — в мужскую полупьянyю компанию. Я пыталась сопротивляться, но он грубо оттолкнул меня.
— Надо, чтобы мужиками росли, — заявил он тоном, не терпящим возражений. — Все, женщина, теперь твое место у кастрюль — я сам займусь воспитанием детей.
И занялся: в школе они со всеми дрались, пререкались с учителями. Став постарше, начали к y р и т ь и сквернословить. Урезонить Тишу и Гришу я не могла — как и их отец, меня мальчики ни в грош не ставили. Школу окончили с трудом. Правда, после aрмии немного остепенились, пошли работать и, слава богу, оба женились на хороших девушках.
…Бoль не утихала. Согнувшись, я выползла из кухни и с трудом добралась до дивана.
— Врaча бы мне, — простонала я обессиленно.
— Ничего, не сдохнешь, — пробурчал супруг не отрываясь от экрана телевизора.
— А вдруг сдохну, — разозлилась я. — Что Тише и Грише скажешь?
Муж с минуту изучающе смотрел на меня, потом нехотя потянулся за телефоном и набрал номер. Скорая приехала на удивление быстро.
— Собирайтесь, — констатировал врaч после пятиминутного осмотра. — Нужна опeрация.
Так я попала в бoльницу. Пребывание там показалось мне санаторием. Лежи себе, отдыхай, никто тебя не ругает, не издевается, врaчи здоровьем интересуются, медсестры ухаживают…
И все бы хорошо, да только за две недели сыновья ко мне лишь раз наведались, а Константин и вовсе не появился. Зато в бoльнице я нашла себе друга — пациента из терапии, что этажом ниже.
Через три дня после опeрации уже подниматься начала — сначала по коридору топала, а затем и в бoльничный сад выходить стала. Там мы с ним и познакомились.
Василий оказался в д о в ц о м. Старше меня лет на десять, но выглядел хорошо. Очень симпатичный, и глаза за стеклами очков такие добрые! С ним было интересно: отставной полковник, многое в жизни повидал. Рассказывал мне о далеких городах, об интересных людях… Я слушала его, то смеясь, то удивляясь.
— Хорошо мне с вами, Валентина, светлая вы душа, — сказал как-то раз Василий.
— Это я с вами такая. Потому что вы такой… — смутилась я.
— Какой? — спросил он.
— А вот такой — особенный!
Через день к Василию приходила дочка – с множеством баночек, какими-то кулечками и обязательно с аккуратным букетиком цветов. Так вот этот букетик новый знакомый всегда дарил мне.
Когда первый раз протянул его со словами: «Это для вас, Валя», — я чуть в обморок не упала от волнения. Мне ведь цветов никто никогда не преподносил, ну разве только в далекой молодости.
И оттаяла душа моя рядом с этим человеком, тепла захотела, ласки. Привязалась я к Васе всем сердцем. Вскоре его выписали. Он с букетиком зашел в мою палату попрощаться.
— Спасибо вам огромное за слова добрые, за заботу. Мне вас будет очень не хватать, — я со слезами на глазах протянула мужчине руку.
Он уверенно пожал ее и, задержав в своей ладони и тихо произнес:
— Валентина, если вам понадобится помощь или просто захочется с кем-то поговорить, знайте — у вас есть друг. Я вот тут записал свой телефон и адрес, — и протянул сложенный пополам блокнотный листок.
Молоденькая медсестра, случайно подслушавшая наш разговор, хихикнула и прошептала:
— Ой, ну надо же! Им о душе думать пора, а они все о любви…
А чуть позже и я вернулась домой — одна, так за мной никто и не приехал. Не успела порог переступить, как Константин брезгливо уставился на меня.
— Ну что, жива, курица? Подлатали? — вместо приветствия поинтересовался он. — Как раз вовремя: тебя тут работа ждет…
Я огляделась: всюду немытая посуда, пыль толстым слоем, в углу — пустые банки из-под пива, ванна завалена грязным бельем…
— Ну, шевелись, чего застыла? — грубо подтолкнул меня муж. — И пожрать приготовь! Я из-за тебя теперь одними пельменями питаюсь!
Прислонилась я к стене, прикрыла глаза и подумала: «Так больше продолжаться не может!» Снова к горлу подступала тошнота, под ложечкой засосало, тянущая бoль медленно распускала свои щупальца… Ни слова не говоря, я вышла из квартиры, тихо прикрыв дверь…
* * *
Мы с Васенькой вместе.
Мне дали развод.
Константин ругался, угрожал, не хотел отпускать.
Тиша и Гриша недоумевали:
— Мать, что за блажь?
Вы ведь столько лет вместе?
Чем он лучше отца?
— Вася — особенный, — объясняла я сыновьям.
— Он говорит со мной нежно…
Автор: Интернет
