Пришел как-то в школу к учителю моего сына, ученика 3-го класса.
Елена Викторовна изложила мне следующее:
— Фадей- очень способный мальчик, но он все время летает в облаках, в окно смотрит, мечтает, все время что-то сочиняет, с трудом концентрирует внимание на темах предмета. Он даже завел тетрадь где изобретает «миньонский» язык. Да, он, конечно, на отлично справился с творческим заданием. Постановка сочиненной им сказки так «взорвала» ребят, что я еле успокоила их, да и сама так давно не смеялась…
Слушая её, отвел взгляд в окно, чтобы учительница не заметила мою слезинку в глазах. Вижу за окном забавную картину — две вороны отбирают друг у друга корку хлеба. Вспоминаю, когда и где я видел нечто похожее…
… — Пресняков? Скажи нам, пожалуйста, там за окном может быть написано, с какой буквой пишется «жи» и «ши» ? — Спросила Людмила Сергеевна. Я растерянно в недоумении перевел взгляд на учителя.
— Ну, может, ты встанешь и ответишь? — Её голос понемногу начинал наливаться строгостью, так же как наливалось кровью лицо, когда она сердилась.
Вставая, я вновь отвел взгляд на борьбу двух ворон за хлеб. Вороны так увлеклись своей дракой, что не заметили крадущегося к ним кота, и было страшно интересно — какая ворона останется без хвоста, а какая с хлебом…
Но вдруг, кто-то словно выключил телепередачу о птицах. Я лежу на полу класса, вижу ножки парт, стульев, ноги одноклассников, небрежно валяющиеся ранцы и сумки, слышу раскатистый смех ребят. Ничего не понимая, ощущаю, что какая-то неведомая сила поднимает меня за шиворот пиджака, и я приземляюсь на стул.
Вижу перед собой перепуганный взгляд учительницы, которая, поправляя мои взъерошенные волосы, шепчет уже сама себе:
— Господи, Боже, чуть не пришибла ведь дура такая. — Живой что-ли? — Спросила Людмила Сергеевна чуть громче. Поняв, что я в порядке, она облегченно вздохнула.
Не помню, что ответил, не помню, чтобы мне было больно или обидно, но отчетливо помню, что я опять посмотрел в окно в надежде увидеть кровавую схватку к концу фильма. Разочарованию не было предела. На середине школьного двора, на белом снегу, одиноко лежала засохшая корка хлеба.
Задали на дом конкурсное сочинение «С чего начинается родина» . Сижу битый час над белым тетрадным листком. В заголовке надпись «С чево нач…»
Сыграл уже в битву с солдатиками, где наши конечно же победили. Зашла мама, забрала всех в плен. Сижу с закрытыми глазами, надув щеки, нависаю над своим шедевром, облокотившись на стол, запустив пальцы в волосы. Тереблю их в поисках вдохновения. Слышу шум падающего песка на листок бумаги. Открываю глаза, и начинаю собирать опавший из головы песок в кучку. Вспоминаю победное сражение песочными комками на улице с ребятами соседнего двора, и как они драпали…
— Боря, опять сидишь? — Мама подошла, проверила, не осталось ли под руками игрушек. Увидев песок, вздохнула, покачав головой, и унесла тетрадь вытряхивать.
Пишу каракули, не успеваю за мамой, которая напевает песню «С чего начинается Родина».
Подошел старший брат. — Да вы чего страдаете, может он еще и всю песню перепишет вместо сочинения? Короче, Боря, Родина — это место, которое ты любишь, где тебе всегда нравится быть…
Дальше я уже никого не слышал, воскрешая в памяти приятные душе образы и места. Вижу, пахнущие разными травами, поля. Мелкую речку, в которой мы купаемся с деревенскими друзьями и делаем на склоне запруды глинянную горку с трамплином. Намазываем её речным илом, плещем водой, чтобы быстрее скатиться и нырнуть, поднимая мутные брызги. Уставшие, счастливые, чумазые возвращались мы под вечер домой.
Бабушка встречала меня словами — Ах вы, лихоманы окоящие, и где вас леший носил? Беги в баню отмывайся и за стол ужинать.
Помню, как остатки грязи на лице стягивали кожу, по мере засыхания, и было больно щуриться, когда лучи заходящего солнца попадали в глаза. И отмыть затвердевшие комочки грязи в волосах головы помогала только жидкость «щёлок» , заваренная кипятком из угольной золы в отдельном баке.
Как-то отправила меня бабуля одного впервые, отнести обед деду, на пастбище овец за деревней. Мы не раз ходили вместе, дорогу я знал. Гордость меня переполняла. Я взял с собой старый кнут деда, чтобы было видно, что иду помогать ему пасти. Проходя мимо дворов, где сидели на лавочках «бабыньки» — так называли в деревне почти всех взрослых женщин, — я делал небольшую остановку, чтобы сообщить о своем важном деле. «Бабыньки» нарочито восхищаясь, охали и переспрашивали — это ты Боренька, один идешь, дедуле помогать? С важным выражением я отвечал, — Ну конечно, а кому-ж еще, бабуля старенькая,- и брёл к следующему двору.
В то время наша деревня Зелёновка была густонаселена, и дворов было предостаточно. И я считал своим долгом сообщить о своем визите каждому смертному на моем пути. Бодро шагая, мурлыкая, бубнил походную песню, сочиняя слова на ходу, и это меня очень вдохновляло на подвиги. Встретив по пути огромные заросли лопухов с крапивой, я отложил в сторону авоську с дедовым обедом, и стал отважно сражаться с «фашистами», нанося им кнутом кровавые раны. Устав от битвы, упал на землю, застонав, представляя себя погибающим героем . Встретил забавного котенка, которому понравился хвост моего кнута и еще пол часа поиграл с ним, кувыркаясь на зеленой полянке.
Вспомнил я об истинной цели моего похода в том месте, где заканчивалась деревня, и широко наотмашь начинали простираться пастбищные луга, колхозные поля и посадки деревьев, словно зеленые волнорезы, делящие море желтой пшеницы. Я глубоко, воодушевленно вздохнул, наполнив свои легкие сладким запахом воли и безудержной свободы. Захотелось громко крикнуть, но, хлопнув себя по плечу, обреченно выдохнул, и понял, что где-то оставил обед для деда.
Бросился бежать обратно на поиски авоськи, ругая себя, думая, что дедушка остался без обеда, и у него нет сил пасти овец. Подбегая к месту оставленного обеда, я увидел двух собак, которые тянули зубами друг у друга лямки авоськи. Было очень страшно, но вспомнив, как я недавно погиб, победив всех фашистов, отчаянно взвыл, подняв кнут, и побежал на собак. Собаки ринулись бежать, и одна из них убежала с авоськой в зубах. Я бежал за ними, пока были силы. В траве что-то блеснуло. Это была бутылка молока, выпавшая из сумки. Поднял бутылку и сильно прижал её к себе, чтобы больше не потерять, и помчался к деду.
Уже вечерело, и дед гнал стадо домой мне навстречу. Мне хотелось быстрее добежать до него, и я побежал напрямик через стадо, разгоняя овец, поднимая клубы пыли. Дед недовольно прикрикнул на меня за то, что я навел смуту в его послушном спокойном стаде, но, увидев мое встревоженное лицо, затих. Слезы потекли ручьем по моим грязным щекам, оставляя следы. Сквозь плач пытаюсь объяснить деду, что случилось, но мой лепет сложно было разобрать, мешал шум от стада. Но дед все сразу понял, улыбнулся, взял бутылку молока из моих рук, откупорил зубами пробку из газеты, и почти всю выпил. Остатки оставил допить мне, заметив, как я вкусно смотрю на поглощение оного.
Вечером, после ужина, дед, как всегда, сидел на ступеньках в сенях и курил папиросу. Я любил сидеть с ним рядом и наблюдать за огоньком на конце папиросы и дымом, который он выпускал. Мне казалось, что сейчас выскочит из угла джин и спросит нас про желания. Я сидел с довольной моськой и придумывал свои желания, и потом пытал деда, какие бы он желания загадал бы джину. Но он всегда говорил одно и то же: «Лишь бы вы всегда были живы и здоровы».
В этот вечер, он видел, что грусть моя ещё не сошла с лица, потушил окурок, приобнял меня и сказал:
— Ты знаешь, Борис, я сегодня пил там, в поле, самое вкусное в жизни молоко.
— Почему дедуля? Оно ведь было обычное, как всегда.
— Да нет, сынок. Все дела, сделанные с добром и старанием, делают даже простую воду сладкой. Вон как ты плакал, переживал за деда, старался, вот, стало быть, и молоко вкуснее стало.
Я побежал в чулан на кухне, где всегда стояло парное молоко, которое оставляла бабуля для меня. С жадностью выпил стакан и подумал: « Странный ты, дедуля. Молоко как молоко, как всегда вкусное!» Вытер рукавом футболки губы и отправился спать.
Сочинение я переписывал на чистовик два дня, изведя две тетради по двенадцать листов. Проверяли все: мама, брат, сосед старшеклассник и соседка учитель, работающая в другой школе. Писал, конечно, не так размашисто, как сейчас, но смысл был тот же. Мама, проверяя, начинала плакать, не выдерживала и поручала проверку старшему брату с соседом. Те тоже плакали, но уже от смеха, катаясь по полу. Тетя Тоня, учительница, была крайней инстанцией, перечеркав весь мой чистовик, который вновь был переписан.
Через неделю должны были повесить на доску почета лучшее сочинение класса. Я был равнодушен к данной доске, поскольку ни разу там не висел и не планировал занимать столь почетное место.
Зайдя в этот день в класс, я увидел толпу ребят, которые топтались у стенда почета. Кто то крикнул : « Борька, иди, смотри, твое висит!» Не поверив шутке ребят, я неторопливо подошел к ним. Кто-то толкнул меня в спину и крикнул: «Ну вот же, вот, смотри!» Счастливая улыбка растеклась на моем лице, и сердце застучало, словно копыта коня на бегах. На стенде висело два сочинения, одно — нашей отличницы с оценкой 5\5, и моё, с кривым почерком и кучей ошибок, на котором широко было подписано «МОЛОДЕЦ, ГРЯЗНУЛЯ ! 5/2».
С тех пор сочинения стали моим любимым домашним заданием, которое я делал все так же долго, с ошибками, но с чувством и расстановкой.
P. S.:
С огромной благодарностью вспоминаю нашего учителя младших классов 23 школы — Черкасову Людмилу Сергеевну, ныне пенсионерку. Мы её любили, но больше уважали за её справедливый и порою суровый нрав. Только позже, я дал наивысшую оценку её поистине титаническому труду, когда сам попал на практические занятия, на учёбе в пединституте, и заручился в школе никогда не работать. Я считаю, что учителям нужно при жизни ставить памятники и награждать звездами героя. Нас в классе было 45 засранцев, большая половина из которых приходила в школу не учиться…
Как можно было нас всех в секунду усмирить, посмотрев ласково или строго, в зависимости от шкалы нашего возбуждения. Громовой голос, как магнит, применялся редко, в основном на переменах когда звенел звонок, и мы в коридоре его не слышали. Если учителя соседних классов, как рыбаки вылавливали своих учеников из общей бурлящей, орущей массы, то Людмила Сергеевна приняв у двери класса стойку «руки в бока» одним громким протяжным словом «Тааак», как курочка клушка мигом собирала нас в класс.
В общем, честь и слава, здоровья и благополучия, всем педагогам нашей любимой необъятной Родины. Аминь
Автор: Борис Пресняков
