А что бы вы хотели узнать?
Что вам рассказать о моей жизни? С чего мне начать?
Просыпаюсь рано, с первыми лучами солнца. Распахиваю окно. Улыбаюсь началу нового дня, какой бы он ни был; уверена, когда он видит мою улыбку, то становится чуть-чуть добрее. Испытываю тихий восторг наблюдая за тем, как тают серые сумерки, как разливается над высокими соснами близлежащего лесопарка золотисто-медовый рассвет. За окном сейчас лето, август, мой маленький сад и заливистое пение птиц. Пение такое громкое и звонкое, что любой сразу поймёт — это от счастья. От большого птичьего счастья.
Босиком иду в ванную: мыло — клубничное, душ — прохладный. Спускаюсь со второго этажа в кухню. Плитки пола приятно холодят ступни. На мне любимое домашнее платье в клетку с кружевом ручной работы. На белом воротничке я вышила маленькую фигурку снегиря. Он довольно милый, думаю, вам бы понравился.
Включаю яркий свет. Здесь просторно, уютно, тепло и всегда чисто. Здесь я готовлю, пеку печенье к вечернему чаю, варю фруктовые джемы и ягодные компоты. Мне интересно, как я выгляжу со стороны, когда помешиваю кипящий бульон в кастрюле, кидаю туда травы и коренья? Надеюсь, похожа не на злую колдунью.
Включаю приемник, нахожу музыкальный канал, тихонько подпеваю Брижит Бардо: Bоnnie and Сlyde, Bщnnie and Сlyde… Взбиваю яйца с сахаром и простоквашей, добавляю муку, специи, натираю сыр, измельчаю кинзу, отправляю будущий пирог в горячую духовку. Насыпаю в турку молотый кофе на двоих, заливаю водой, ставлю на огонь. Достаю из холодильника сливки, ореховое масло, накрываю на стол, поглядывая в окно. Через сад по тропинке к дому идёт высокий мужчина с собакой. Мой муж и наш зенненхунд Бархат. Вернулись с пробежки. Разливаю горячий кофе, нарезаю готовый пирог. Муж выходит из душа: влажные волосы, приятный запах лосьона. Обнимает меня, целует в щёку. Завтракаем, общаемся, обсуждаем планы на день. Бархат, насытившись, уходит в открытую дверь, разваливается на крыльце. Густая чёрная шерсть блестит на солнце, на лапах белоснежные носочки с рыжими полосками. Я, наверное, могла бы завести кучу котов, но Бархат их на дух не переносит. Ни одна соседская кошка не смеет переступить за черту нашего участка, обходят стороной. Наверное, это избавляет нас от некоторых проблем. Через пару часов будет достаточно жарко, пёс скроется в прохладном сарае и будет отсыпаться там до вечера, калачом не выманишь. Хорошо, что скоро осень, Бархат с трудом переносит летний зной.
Пока мою чашки и навожу порядок на кухне, муж надевает чистую рубашку, вельветовые брюки и уезжает на работу в госпиталь. Вернётся только вечером, сегодня у него плановые операции.
Два раза в неделю я наведываюсь в фермерский магазин, чтобы купить всё необходимое, свежее, полезное, особенно зелень, рыбу, овощи и мясную обрезь для собаки. Бывая по необходимости в городе, вспоминаю, как бабушка брала меня с собой на рынок. Вела по улице мимо тележек с мороженым, мимо сверкающих витрин и высоких старинных домов с великолепной лепниной, через ажурный мостик над довольно глубокой речкой, крепко держа за руку. Когда она встречала кого-нибудь из своих давних подруг, укомплектованных для устойчивости тростью или большим зонтом, у меня появлялась возможность поглазеть по сторонам.
Никуда не уходи, никуда не убегай, то и дело говорила бабушка. Она почему-то всё время боялась, что я куда-нибудь исчезну. Интересно, куда, по её мнению, я должна была сбежать?
Я выбирала самую сладкую, самую притягательную витрину, поднималась на носочки и заглядывала через стекло внутрь, упиваясь россыпью ярких коробок с зефиром, мармеладом и «птичьим молоком», расставленных аккуратными пирамидами. На прилавках возвышались горы шоколада, печенья, засахаренных фруктов и орехов. Время от времени рядом открывалась высокая, тяжёлая дверь с колокольчиком, выпуская счастливых покупателей, а заодно и сладкие, аппетитные ванильно-сливочные ароматы. Я могла бы простоять там целый день, но у старушек, редко выходящих из дома, оказывалось не так уж много новостей. Бабушка, распрощавшись с очередной знакомой, подзывала меня и мы шли дальше. Маленькие сандалики бесшумно скользили рядом со стучащими, хоть и невысокими, каблучками старомодных туфель…
Большую часть дня с удовольствием вожусь в саду. Кошу траву, срезаю увядшие цветы в кашпо и на клумбах, собираю то, что поспевает на немногочисленных деревьях и кустах. Подметаю террасу, протираю стулья, меняю скатерть на столике. Ещё здесь кресло-качалка, уютный свет, свежие газеты и здесь мы пьём вечерний чай. Я с мятой, муж — с долькой лимона.
Потрудившись, присаживаюсь отдохнуть на крыльцо, подставляю лицо тёплым солнечным лучам. Иногда, в такие минуты покоя и неги, вспоминаю прошлое. Нашу скромную свадьбу, первое собственное жильё: холодная, мрачная комнатка в общежитии на втором этаже, куда сквозь густую крону высокого тополя не пробивался солнечный свет. Но нам было светло и тепло. Мы были молоды, влюблены и, наверное, светились сами. От счастья. Кровати с железной провисшей сеткой, две табуретки, стопудовый скрипучий шкаф и столик на шатающихся ножках, вот и вся обстановка. Иногда у нас был повод что-то отметить, но не было чем. Мы совершенно не огорчались. Шутили, смеялись и даже танцевали. Никакой музыки не было, но муж приглашал меня на танец и начинал трампапакать. Слов не знал, просто: трам-па-пам, па-па, трам-па-па, … Мы танцевали и пели дуэтом. Прелестно. Разве нет?
Таких комнат потом было немало. Мой муж — военный врач, хирург. Я — медсестра. Всегда вместе, и в жизни и в операционной. Не помню, чтобы мы когда-нибудь расставались надолго. Зачем, если хорошо, когда рядом? Если можем закутаться друг в друга. Если понимаем по глазам, слышим без слов, чувствуем на расстоянии. Если, когда видишь, внутри теплеет и на душе спокойно. А когда не видишь — не хватает воздуха. Мне достаточно его объятий, чтобы понять: теперь всё будет хорошо. Впрочем, именно так потом и происходит: неприятности тают, жизнь налаживается. Кто-то скажет — любовь, но я скажу по-другому: одна жизнь на двоих. Иначе — не жизнь, порознь невозможно. У нас всё бывает. Горести, неприятности, непонимание, которые положить бы в коробку, убрать на дальнюю полку, да навсегда забыть. Мы можем спорить, орать, кричать, стукнуть по столу кулаком, отстаивая свои точки зрения; можем сердиться и обижаться друг на друга, но никогда не произносим слов, за которые потом будет стыдно. Это спасает. Оскорбить человека просто, но как потом с этим жить? Хоть тысячу раз извинись, а из памяти не выкинешь, не сотрёшь.
У нас дети и даже взрослые внуки. Моему мужу 78, я на два года младше. Он работает, а я уволилась после 60-ти и три года ухаживала за своей старенькой мамой, до самой её смерти.
Я благодарна своей судьбе за мудрые уроки. За то, что могу быть весёлой и грустной, за то что умею наслаждаться моментом, чувствовать нежность, испытывать счастье и вдохновение.
Пенсия, возраст — это не повод замедлиться, жизнь требует повседневной работы и движения. Мы любим путешествовать, фотографировать природу, знакомиться с новыми людьми, общаться с друзьями. Можем улететь в выходной вдвоём за тридевять земель в одно тихое местечко и целый день гулять по берегу моря, взявшись за руки. А потом поужинать запечёнными креветками в маленькой таверне «Камила» и уехать домой. Кстати, сама Камила лет пятнадцать назад сбежала из городка, прихватив с собой розовый чемодан и мужа соседки, но, смею вас заверить, на качество местных креветок это не повлияло. Бразды правления таверной взяла на себя сестра Дебора, очень приветливая и добрая женщина, обожающая котов и своего собственного мужа. У каждого своё счастье.
Мы за уважительные отношения, за здоровое питание, бокал красного вина и жизнь с умом. Меня удивляют люди, которые в 80 лет говорят: я прожил жизнь, или — жизнь кончена. Мы не готовы думать о смерти.
Почувствую ли я себя когда-нибудь старой? Не знаю. Пока, в свои 76, я чувствую себя влюбленной и любимой.
Я никогда не говорю: мне уже поздно. И вы, пожалуйста, не говорите. Никогда ничего не поздно.
Любите и слушайте друг друга. Заботьтесь о близких сейчас и как можно дольше. Будьте добры и улыбайтесь, пожалуйста. Вашу улыбку — вот что всегда будут помнить.
Автор: Gansefedern.
