По «скoрой» привезли малыша с высокой тeмпeратурой, и спокойная смена закончилась. У полуторагодовалого ребенка температура не опускалась ниже тридцати девяти.
Всевозможные испробованные средства незначительно снижали её ненадолго, и вскоре она начинала снова подниматься, приближаясь к сорокоградусной отметке.
Из глаз молодой мамы, похожих на голубые блюдца, текли ручьями слёзы. Губы дрожали, она нервно ломала пальцы рук, глядя на безвольное тельце малыша. Грyдь его судорожно и часто вздрагивала.
— Сделайте же что-нибудь! Скoрее! – истерично кричала мама малыша.
Ребёнка увезли в палату интенсивной терапии, у дверей которой двое санитаров держали рыдающую мать. В ход пошёл полный набор лeкaрcтв. У мальчика по дороге в палату начались судороги.
Через сорок минут уставшая Люба вышла в коридор, снимая мокрую маску и шапочку. От стены тенью отделилась молодая женщина и бросилась навстречу доктору.
— Что? Как мой сыночек? – В глазах блюдцах плескалось горе, страх и надежда. Люба отпрянула.
— Успокойтесь, мамочка. С ребёнком всё хорошо. Температура снизилась и пока не поднимается. Сейчас немного понаблюдаем и переведём в четвёртый бокс. Идите туда. Скоро ваш сын будет рядом вами.
— А что с ним? Почему такая температура? – Не отпускала она Любу, вцепившись в руку.
— Не волнуйтесь. У детей всё бывает. Получим результаты анализов, тогда станет ясно. Ждите ребёнка в четвёртом боксе. — Люба вырвал руку их нервных пальцев женщины.
Она устало села за стол в ординаторской заполнить карту маленького пациента. Очень хотелось кофе, крепкого и ароматного. Стоило подумать, как прямо почувствовала запах и бодрое состояние вернулось. Желание стало непреодолимым. Нет, сначала нужно записать, а то, не ровен час, ещё кого-нибудь привезут.
Дверь резко распахнулась, и в ординаторскую влетел Антон. Накинутый на плечи одноразовый халат развевался, делая его похожим на большую тревожную птицу. Он увидел Любу и остановился, словно напоролся на невидимую преграду.
— Антон? Что ты здесь делаешь? Случилось что? С Борисом? – Люба смотрела на растерянного мужа. — Почему ты молчишь? Влетел, как тайфун, а теперь молчишь. – Люба встала и по привычке поправила фонендоскоп, висевший на шее.
Антон сделал несколько шагов к ней, запустил пальцы рук в волосы и провёл назад, словно причёсывал.
— Я не знал, что твоя смена.
— Откуда тебе знать, в какую смену я работаю. Тебя никогда нет дома. – Устало проговорила Люба.
— Да, у меня такая работа. Мне позвонила… Неважно. К вам поступил ребёнок час назад. Скворцов Рома. Что с ним?
— А ты какое отношение имеешь к этому ребёнку? Он проходит по какому-то делу? – спросила Люба.
А потом её накрыло волной догадки, обжигающей своей неприглядной истиной. Она прикусила губу, глядя на смущённого мужа. Воздух в кабинете стал плотным, не вдохнуть, а внутри, в грyди вспыхнул пoжар.
Люба заметила, что выражение лица Антона из растерянного стало виноватым и злым. Он приготовился к обороне.
— Я, кажется, начинаю понимать. Только не говори, что это сын и жена сослуживца. Это твой сын?! – Она и спрашивала и утверждала одновременно.
— Да. Давно надо было сказать. Не знал, как. Я все объясню.
— Давай, у нас есть время. – Ноги перестали держать, стали ватным, как у тряпичной куклы, того и гляди подогнуться. Люба yпала на стул, положила руки перед собой, сцепив пальцы в замок. Пристально смотрела на Антона.
Он окинул кабинет, ища, куда сесть. Присел на диван у стены.
— Три года назад я ходил к Егорову на юбилей. Ты тогда дежурила, отказалась меняться. Там… В общем, я провёл ночь с его сестрой. Выпил, расслабился. Сам не знаю, как получилось. Что я говорю, конечно, знаю. А потом она пришла в отделение и сказала, что беременна. Я не жил на две семьи. Моя семья – это ты и Борис. Но и бросить своего сына не могу. – Он вскинул на Любу глаза, ожидая обидных слов, крика и плача, но Люба молчала.
— Прости, я не единственный такой на свете. Я обычный мужик. Понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне очень жаль. Прости, — повторил он.
— При твоей работе очень удобно изменять. Опер, вечно в полях, на дежурствах и в засадах. Сказал, что дела службы, а сам к любовнице и сыну на стороне. – Люба не то всхлипнула, не то засмеялась.
— Люб, не надо так, – сказал Антон тихо.
— А как? Благословить тебя? Обрадовать Бориса, что у него есть младший брат с разницей в шестнадцать лет? Как, Антон? Как теперь жить? – Рот Любы скривился в усмешке.
— Что с ним? С ребенком. – Антон понял, что она не усмехнулась, а сдерживала рвавшиеся наружу слёзы.
— Сейчас всё нормально. Температура yпала. Будем наблюдать. – Голос снова стал профессионально ровным.
Антон облегчённо выдохнул, и это не ускользнуло от Любы. Ей стало обидно. Она не помнила, чтобы он так переживал за маленького Бориса. А может, забыла? Наверное муж просто дорос до отцовства
Злость, обида, растерянность снежным комом росли в ней, стремясь вырваться наружу, взoрвaть изнутри. Знала, такое почти в каждой семье бывает, но оказалась не готовой к известию.
Люба встала и на нетвёрдых ногах подошла к кофеварке, повернулась спиной к мужу. Шум нагреваемой воды заглушал все звуки. Когда аппарат отключился, Люба оглянулась предложить чашечку ароматного напитка мужу. Антона в ординаторской не было. Нос защекотал привычный успокаивающий запах кофе.
Люба села к столу с чашкой, отодвинув недописанную карту стационарного больного. «А что случилось? Изменил муж – эка невидаль. Мир не рухнул, все живы и здоровы. Другие как-то живут с этим, и я смогу», — думала она, отпивая горячий кофе.
Перед уходом домой она подошла к четвёртому боксу, заглянула через стекло. Мальчик спал, раскинув ручки с перетяжками на запястьях. Дышал уже спокойнее. Его мама спала рядом. «Красивая. А мне как с этим жить?» – Люба отошла от бокса.
«Вот, значит, как оно бывает. Раз и нет семьи, а у мужа есть сын от любовницы. У Бориса есть бабушка, у мужа – молодая любимая женщина и сын, а я одна, совсем. Раз и всё. Или не всё? Но мириться с жизнью в треугольнике я не смогу. Кто-то может, но не я. Хорошая семья была…»
В размышлениях Люба доехала до дома. Пусто. Тихо. Антона нет. Есть не хотелось, тем более готовить ужин. Теперь незачем, не для кого. Она поставила на газ чайник. На телефоне раздался сигнал вызова в Скайп. «Борис!» Она сделала глубокий вдох и нажала на соединение.
— Привет, мам. Папы снова нет? У вас всё в порядке? Выглядишь ты неважно.
— Нет, всё хорошо, просто устала. Только что с работы. А ты как? Как бабушка? Не бoлeeт? Скоро сессия, готов?
— Сколько вопросов. У нас с бабушкой всё хорошо. Да она сама скажет. – Люба увидела за спиной сына маму. Так захотелось быть рядом, прижаться, рассказать, поплакать…
— Доченька, здравствуй. У тебя вид усталый. В отпуск тебе надо бы.
Они поговорили обо всём и ни о чём.
— Мам, может, после Борькиной сессии ты тоже к нам приедешь? – Улыбнуться не получилось.
— Вот об этом я и хотел сказать тебе. – Борис стал серьёзным, и Люба поняла, что на сегодня неприятные новости не закончились. – Мы после сессии с пацанами сразу поедем в Молдавию. Билеты уже взяли. Там будем фрукты и овощи собирать, заработаю немного.
— Ты не приедешь в каникулы? Я правильно поняла? — В голосе появились плаксивые нотки.
— Приеду, мам, но позднее. Мам, я люблю вас с папой.
«Ну вот, вырос, своя жизнь. И она в ней на последнем месте. Когда отпускала учиться в другой город, к маме, знала, что так будет. Но почему именно сейчас? А может, так даже и лучше. Свободна! Я сойду с ума, сидеть, ждать, ревновать…» Люба уронила голову на руки и заплакала.
Антон пришёл ночью. Люба скатилась на самый край кровать и отвернулась. Она лежала с открытыми глазами и думала. Спонтанно пришло решение, и она не могла уже думать ни о чём другом.
На следующий день она пришла к заведующему отделением и положила ему на стол заявление на отпуск, честно рассказав о причине. Тот посочувствовал, но отговаривать не стал, заявление подписал.
С Антоном они почти не разговаривали. Пытались, но не слышали друг друга. Оправдания мужа против обид жены. Через неделю Люба собрала кое-какие вещи, заправила полный бак машины и поехала к маме и сыну. Сначала хотела на юг, но в мае там ещё прохладно. Да и что одной делать у моря? Искать приключений? Только этого не хватало сейчас.
Нервное возбуждение не давало заснуть за рулём. «Вот так ехать и никуда не приезжать. И ничего нет, кроме убегающего вдаль серого полотна дороги с крутыми поворотами, спусками и подъёмами… Ни любовницы мужа с её сыном, ни его самого, ничего нет».
Когда в дрожащей, предрассветно голубеющей дымке показались очертания родного города, Люба глубоко вздохнула. Две недели у мамы с сыном! Остальное потом. Решать, что делать дальше она будет потом.
Ей казалось, что она вернулась в счастливое беззаботное время двадцать с лишним лет назад. Стала лёгкой и свободной, как раньше. Она крепче взялась за руль, правая нога надавила на педаль газа…
Автор: Галина Захарова «Живые страницы«
