Пережить можно всё — даже самую страшную бoль. Только тебе нужно что-то, что будет тебя отвлекать.
Чак Паланик, «Бойцовский клуб»
Вот мы думаем: от мира хорошего не жди, говорит Сонечка, и как всегда, ошибаемся. На днях подсмотрела маленькую чудесность: на проезжей части вдруг притормозила машина. Там нет светофора, нет пешеходов, а дорогой чёрный автомобиль остановился. Оказалось, на обочине сидел кот. Он понял, что ему уступают дорогу и пошёл не торопясь. Обычный серый кот, украшенный половинкой хвоста. Хyдой и хрoмающий. А автомобиль терпеливо ждал, сверкая на солнце гладкими, холеными боками. И водитель — представительный мужчина, в очках в золочёной оправе, чуть-чуть улыбался. И мне, представляете, так хорошо стало, будто это я сама что-то доброе сделала. Куда поставить пирог?…
Сонечка водружает блюдо с горячим, благоухающим яблочным пирогом в центр столика в беседке, увитой элегантными, плетистыми розами: с мая по октябрь Инесса и Агнесса завтракают только здесь. Скатерть, серебро, расписной фаянс, хрустальные вазочки с вареньем — всё, как обычно.
Утро сегодня просто прелесть: суббота, ласковое солнце, освежающий ветерок, голубое небо, тишина. Дом тётушек утопает в роскошных гладиолусах. По пятам за Инессой, снующей туда-сюда, семенит подросшая Мари: беспородная собака окраса «горький шоколад», с разноцветными глазами: один карий, другой — небесно-голубой.
Ах, Софи, говорит Агнесса, нарезая ломтями душистую дыню, много лет назад я тоже подсматривала чудесность и это давало мне силы жить. На соседнем с нами участке тогда жила старушка Фаина Ильинична, в прошлом — преподавательница эстетики. На то время папенька наш слёг, разбитый инсультом. Днём мы с Инессой работали, всё же остальное время суток поглощал уход за лежачим, довольно грузным и капризным человеком. Стирали руками, еду протирали через ситечко, вдвоём с сестрой меняли простыни. Папенька и здоровый то был вспыльчивым и легко раздражался, а как зaбoлел… Из посуды остались в живых алюминиевые ложки и миски. Деньги уходили на лeкaрства и продукты, платья и чулки приходилось латать.
И я стала за нашей соседкой подсматривать из окна. У неё столик в саду под яблоней стоял и креслице плетёное. И Фаина Ильинична там кофии пила из красивой чашечки. Сама тоже была, как та чашечка: полненькая, румяная, вся в рюшечках, оборочках и в шляпке из соломки. На столике ваза с букетиком, печенье, кувшинчик со сливками. У старушки были две кошки и она им из этого кувшинчика, тут же, в саду, сливки разливала. Разговаривала с ними. Вот сейчас в том доме внучка Фаины Ильиничны живёт с тремя кошками, но это от одиночества: бедняжка не может встретить подходящего мужчину. Бабушка же её, наоборот, была всем обеспечена: и мужьями, и детьми, и дом — полная чаша, а белоснежные, ухоженные кошки как бы дополняли её обеспеченность, украшали жизнь. Вишенки на торте. И вот, Софи, смотрела я, как Фаина Ильинична булочку намазывает вареньем, как кофе пьёт из красивой чашечки, оттопырив ухоженный мизинчик, как кошечек своих голубит, и это меня успокаивало. Я плечи расправляла и дышать начинала. Забывала про усталость, про стёртые после стирки пальцы на руках, про бессонную ночь, про то, что чулки новые не могу кyпить. Может ненадолго, но забывала. Я любовалась кусочком чужой жизни: красивой, спокойной, обеспеченной, и мне это сил придавало, украшало мои серые будни.
Это как идёшь по пустыне, а вокруг только горячий песок. И, вдруг — оазис: чистая вода, деревья, тень. Воды испил, отдохнул в тени и дальше идёшь, с новыми силами. Фаина Ильинична была для меня вот таким оазисом. Так что, Софи, подсмотреть что-то приятное и доброе иногда себе во благо. Особенно, когда в своей жизни этого хорошего мало. Инесса, прекрати кормить Мари печеньем, оно слишком сладкое для собаки.
Так вот, Софи, эта Фаина Ильинича и зимой моё внимание привлекала. Кофии, конечно, не пила, а с зонтиком гуляла. Представляешь, сугробы кругом, всё белое, снежинки тихо с неба летят и она: в пелеринке, в ботиках меховых и с ярким зонтиком по дорожкам меж яблонь гуляет. И две кошки белые следом. Она пальчиком по веточке дерева стукнет, снег пыльцой слетает, на солнце сверкает. Красиво! В нашем то дворе в то время только стaрые простыни сушились.
А ещё, Софи, нас книги спасали. Папеньке от деда большая библиотека перешла, вот мы и пристрастились каждую свободную минуту читать: другой мир, другая жизнь, природа. Своего рода путешествие, только в мыслях.
Папенька наш семь лет после инсульта лежал, а для нас с Инессой это семь лет тяжёлого труда. И если бы не Фаина Ильинича и не книги, что бы нам осталось?
Должно быть в жизни красивое, Софи, и доброе. И для этого можно чужим садом полюбоваться или платьем, или посудой. Тяжёлые времена прошли и мы с Инессой своё существование украсили. Цветы, лужайки, чашечки, блюдечки — это не роскошь, это приятно и красиво, радует глаз и дyшу.
И Мари! Она тоже, как вишенка на торте. Дай лапку, моя чудесная собака, держи печенье. Не ворчи, Инесса, одно можно.
Ничего в нашей жизни не происходит случайно, у всего есть причина. Иногда мы это понимаем чуть позже, зато именно тогда, когда можем оценить по достоинству. Мари не только спасла от чёрных мыслей сестру, но и мои дни скрашивает. Мы её обожаем!…
Сонечка пьёт чай из цветастой чашечки, следит за тётушками, за их движениями, улыбками, за веселой собакой Мари. Вдыхает аромат роз, спелой дыни, остывающего пирога. И думает о том, что всё же, она позволяет себе роскошь. Роскошь — иметь родных, таких любимых и любящих людей, возможность общаться с ними, обнять, слушать их голос, вместе пить чай, смеяться. Вот настоящая роскошь, думает Сонечка, и настоящее счастье. Всё остальное, действительно, просто красивое…
А вечером пошёл долгожданный дождь…
Автор: Gansefedern
