— Каждая уважающая себя женщина должна разбираться в драгоценностях! — подняв указательный палец ввысь, словно это был перст божий, говорила дама-врaч в белом халате, сидя у Лизы на кровати во время вечернего обхода пациентов стационара. — А ты вот всё теребишь свою стекляшку… Ведь стекляшка, да?.. Но раз теребишь, значит, дyша просит украшений! Поэтому учись разбираться в драгоценных камнях…
Дама-врaч была явно в ударе — ей хотелось разговаривать, хотелось от дyши поделиться жизненным опытом с этой бледной неказистой двадцатипятилетней девушкой, попавшей сюда во время ночного дежурства Марины Викторовны — так звали даму-врaча — заведующую гастроэнтерологическим отделением областной бoльницы.
Ухоженная и энергичная сорокалетняя заведующая чувствовала, что может дать миру добро. Ради этого она в своё время пришла в медицину. Но сейчас ей хотелось чего-то иного: поговорить о бриллиантах, о своей удавшейся семейной жизни, о прекрасном сыне… Подруги о ней уже давно всё знали, родственники — тем более. Бoльные, которые постарше, слушали уныло — их интересовали лeкaрства и положительный прогноз. А с теми, кто уже шёл на поправку, вообще невозможно было разговаривать — они всё время перебивали и Марина Викторовна не могла сосредоточиться на своём. А ей нужно!
И только вот эта молчаливая Лиза Абрамова из второй палаты, у которой, вообще, бoлело непонятно что — по анализам было всё в порядке, а она жалуется на спазм, кажется, не только послушно внимала всем россказням и наставлениям, но, даже проявляла некоторый интерес к теме. А почему бы ей, в самом деле, и не проявлять интереса? Марина Викторовна и сама считала себя дамой интересной. А если человек интересен сам для себя, то для других он, тем более, должен быть таковым.
На самом деле Лизе было всё равно. Ей не очень хотелось жить. А тут эта врaчиха — не красивая, но державшая себя павой… Она просто отвлекала на время от дурных мыслей. Странно, что от неё даже пахло не лeкaрствами, а духами. Ну пускай себе поразговаривает, поподнимает свой наманикюренный пальчик — это забавнее, чем смотреть в пустоту. Лиза именно так сейчас воспринимала своё земное существование, оно казалось ей совершенно пустым и бессмысленным.
Стекляшка, которую Лиза теребила в руках, была кулоном с не очень большим — сантиметра полтора в длину овальным переливающимся камнем.
В общем-то, Лиза была к украшениям равнодушна. Особенно — к дорогим. Она где-то читала, что богатые дамы держат свои бриллианты в банковских сейфах, а сами щеголяют в копиях, дабы, значит, не сожалеть о потерях, если что… Ну и какой тогда смысл во всей блистательности — думала Лиза, — если всё равно эти миллионные вложения носить на себе страшно?
Другое дело — кулон, который она очень любила. Марина Викторовна ошибалась — Лиза теребила не кулон — она теребила свои воспоминания.
Что такое счастье — никто толком не знает, но его проблески иногда бывают у всех. Лизе казалось, что в её жизни не осталось даже проблесков. И от этой тоски что-то стало щемить и сдавливать в грyди так сильно, что врaчи скорой помощи назвали это спазмом и привезли сюда, в областную бoльницу. Лиза взяла с собой кулон. Ей хотелось прикасаться к нему, видеть его и вспоминать, вспоминать, вспоминать…
Вот этот блик света, словно луч из её детства — вот он! — тот день — тот самый день.
Она маленькая, сидит у своей качельки рядом с крыльцом их дома и играет с куклой. Рыжий большой цепной пёс Тайфун валяется у будки и следит за порядком, иногда почесывая ухо, две кошки разлеглись неподалёку в тени, рядом ходит вечно озабоченная своим материнством взъерошенная квочка, пытаясь собрать уже немного повзрослевших цыплят, разбежавшихся по всем закоулкам двора. День как день. В нём не было бы ничего необычного, если бы не папа.
В этот день папа пришёл с работы и преподнёс маме красную коробочку с дорогой брошью. Мама просияла от восторга, а Лиза обрадовалась… Она всегда радовалась, когда мама переставала дуться на отца. Всё как всегда — мама часто на него дулась, и тогда он приносил ей подарки.
Но в этот день папа принёс кое-что и для неё — для Лизы. Обычно он приносил ей лакомства. А в этот раз он достал из кармана цепочку, на которой — Лиза помнит — висело что-то переливающееся на солнце! Ах! Это был большой зеленоватый прозрачный камень в нежной оправе белого цвета!
— На, детка! Это тебе! Носи… А то всё маме, да маме… А у нас же тут ещё одна красавица растёт! Да? Нравится тебе?
— О-о-очень, папочка! Спасибо… Ух ты!
Кулон переливался всеми цветами! Сначала она им наряжала свою куклу, потом с радостью давала своим подружкам. Валька показала Лизе, как интересно смотреть сквозь этот камень: из-за особенностей его огранки мир видится в орнаменте калейдоскопа. Это было открытием!
А однажды, когда Лизочка, как обычно, играла у своей качельки, квочке надоело заниматься цыплятами и она решила, ответив на ухаживания петуха, стать снова обычной курицей. Цыплята, почувствовав себя брошенными, растерянно ходили по двору, не понимая — от кого им теперь убегать — их уже никто не звал. Лиза гладила то одного цыплёнка, то другого, пытаясь устроить их рядом со своей куклой и кошками. Кошки на цыплят не реагировали никак, как и собака — на кошек. В этом дворике — все свои. Вот Лиза и решила украсить своего любимого цыпу своим любимым кулоном.
Цыпа был в восторге! Так помнит Лиза. Правда, он немного нервничал, пока девочка обматывала цепочку вокруг его вертлявой тонкой шеи, но потом тут же побежал хвастаться своим братьям и сёстрам — посмотрите, мол, какой я у вас красивый! Кулон не очень-то выделялся на фоне его рыжеватых перьев, но камень всё-таки крупный — его нельзя не заметить! Этот камень нравился всем, Лиза это знала. Как он мог не понравиться цыпе? Никак!
Цыпа прибежал вечером обратно в курятник спать с цепочкой на шее… Но кулона на ней не оказалось. Лиза сперва удивилась, а потом расстроилась. Об этой потере узнала мама и стала укорять Лизочку и, особенно — папу:
— Ты зачем даришь ребёнку такие дорогие подарки? Разве Лиза способна это оценить? Посмотри, что она сделала — она на цыплёнка накрутила цепочку с кулоном! Где теперь искать этот кулон, скажи на милость? А? Где? Я весь сад уже обыскала — кулона нигде нет! А если этот цыплёнок бегал у этой заразы-соседки и она с него просто сорвала кулон с камнем?! Как можно быть таким безмозглым, я не понимаю! Не понимаю я! — мама вновь ругалась на папу. И Лиза из-за этого ненавидела все на свете камни, какие только есть… Так ей было жаль папу.
Но папа не унывал. Он улыбался и повторял:
— Да ладно тебе! Это же не ювелирное украшение! Ну ты же видела, как я принёс – ни бирки, ни коробочки… Так — бижутерия. Дешёвка. И не жаль вовсе.
Но маме даже дешёвой бижутерии было жаль для соседки. Она продолжала возмущаться ещё долго…
Отца не стало очень скоро. Сердечная недостаточность, сказали мeдики. Как это верно! Именно недостаток сердечности не позволяет людям находиться рядом друг с другом слишком долго. Мы уходим от собственной тоски в никуда… Но на самом деле никто не знает — куда. Уходим и всё.
Но дела наши остаются. И Лиза всегда помнила об отце. Он оставил ей свою любовь и воспоминания о том дне, когда принёс ей красивый переливающийся кулон.
А потом прошли годы… Лиза вышла замуж по страстной любви, которая оборвалась как-то внезапно: оказалось, что муж её, конечно, любил, но любил, как вещь, или, может быть ещё — как лошадь или собаку, которую любят показывать своим друзьям и родственникам, мол, видите — какова! Хороша ведь, а? Ведь хороша! А дома можно положить в угол на коврик или в стойло поставить. И забыть. На время. Лиза почувствовала в этом браке такую жгучую сердечную недостаточность, что сбежала обратно в родительский дом — просто чтобы не сойти с ума от такого ужасного открытия — от своего разочарования, от пустоты и от одиночества.
Она приехала в город своего детства, долго бродила по узким улочкам, потом пришла к себе во двор, где когда-то стояла её качелька, валялся стaрый пёс и бегали цыплята… Она вспомнила отца, кулон… Пошла гулять по саду…
— Лиза! Лиза! Милая, ты ли это? — радостно обратилась к ней стaренькая соседка — тётя Оля, увидев Лизу в саду.
— Да, тётя Оля! Это я… Здравствуйте! Вот, приехала…
— Слушай… Я тут огород вскапывала и, знаешь, вспоминала о тебе… Помнишь, как ты маленькой тут воровала у меня смородину? — спросила тётя Оля, улыбаясь.
— Да… Как не помнить? А вы ещё потом калиточку сделали в заборе специально для меня…
— Правильно. Чтобы ты не лазила через забор и не поранилась, не дай бог. Мне что ли смородины для ребёнка жалко? Смотри, сколько тут новых кустов! Давай-ка, я тебе выкопаю парочку, а ты себе посади. Я стaрая… Пoмру скоро. Пусть у тебя моя смородина останется. Бери-бери, давай… Не отнекивайся мне тут! — тётя Оля как-то очень ловко выдернула прикопанные укоренившиеся уже ветки смородины и протянула Лизе через открытую калитку.
— Да я только что приехала… И чем прикопать-то?
— На тебе, прикапывай. Минутное дело… — тётя Оля подала садовую мотыгу.
Что делать… Пришлось Лизе подыскать подходящее место и, сделав несколько ямок, посадить у себя эти смородиновые кустики… И вот когда она уже присыпала их землёй, что-то мелькнуло непонятное… Лиза наклонилась, разрыхлила грудку тёплой сырой земли и обомлела…
— Ты что там нашла, Лиза? — спросила удивлённая соседка.
— Не знаю… Что-то очень похожее на давным-давно потерянный кулон… Мне папа когда-то подарил, а я маленькая была — намотала цепочку на цыплёнка…
— Надо же! Не может быть…
— Я тоже не очень верю, но… это точно он!
Лиза промыла кулон под струёй воды и удивилась качеству стaрой бижутерии: «Надо же! Даже и не почернел! Не поржавел… И камень не помутнел».
Так и носила она его с тех пор, как он к ней вернулся — папин подарок. Он согревал её душу воспоминаниями об отце, наполнял её сeрдце ослепительным блеском его искренней любви… Разве Лиза могла кому-то объяснить, что вовсе не из любви к украшениям она всегда носит этот меняющий в течение дня свой цвет камень?
Марина Викторовна продолжала свою тираду, а Лиза слушала её, думая о своём: что теперь дальше? С чего начинать? Нужна какая-то опора… Но где её взять? Вот был бы жив папа — хоть на минутку! На одну минуточку! Чтобы прижаться к нему и прикоснуться к его руке… А он бы улыбнулся и что-то сказал… Он всегда знал, что нужно сказать. И Лиза бы тогда сразу поняла, что ей делать дальше.
На следующий день Лизу отправили на дополнительное обследование.
— Ну что же вы, Елизавета Александровна, так неосмотрительно относитесь к своему организму? У вас явно какой-то нервный срыв, — говорил седой доктор, ознакомившись сперва с результатами обследования Лизы, а потом осмотрев и её саму. — Девушке с таким роскошным александритом разве можно о чём-то печалиться? А? Ну что же вы в самом деле…
— С каким александритом? — удивлённо переспросила Лиза.
— Ну как же — вот! — доктор указал на тот самый кулон, что висел на её грyди.
— А… Нет, это вы ошибаетесь. Это бижутерия. Стекляшка… Обычная бижутерия.
— Да что вы говорите? Нет… Я не мог ошибиться. Дайте-ка на минутку… У вас знакомая фамилия… И имя. У меня был друг когда-то Александр Маркович Абрамов, адвокат. Он в своё время помог очень многим людям и мне в том числе. И была у него дочь Лиза… Я помню, как мы выпивaли, когда она родилась! — говорил седой доктор, тем временем Лиза сняла с шеи цепочку и протянула ему, чтобы он мог убедиться, что никакой это не александрит.
— Александр Маркович — это мой отец! — воскликнула Лиза и её глаза просветлели впервые не только в стенах этой бoльницы, но и, вообще, за последние полгода.
— Надо же! Я очень рад.. Как приятно, Лизочка, с вами познакомиться! Вы знаете, пир в честь вашего рождения был первым и единственным в моей жизни по степени так сказать… Празднования… — чуть смутившись, проговорил доктор с многозначительной паузой.
Он поднёс камень к свету и спросил:
— Откуда у вас этот кулон?
— Это мне папа подарил, когда я была совсем маленькой…
— Лет пять вам тогда было, верно?
— Да… Верно. А откуда вы знаете?
— Случайно как-то… Он в тот же день должен был преподнести золотую брошь с аметистом… В красной такой коробочке. Для вашей мамы. Верно?
— Верно… — ответила Лиза, чувствуя, как из-за нарастающего сердцебиения всё её тело начинает чуть дрожать… Ей показалось, что она перестала дышать.
— Подойдите-ка сюда… — пригласил доктор Лизу к окну. — Видите — на обратной стороне кулона еле заметную вмятину на оправе?
— Да, вижу, — ответила изумлённая Лиза.
— Знаете, что это?
— Нет. Царапина какая-то. Я же его потеряла… Он в земле пролежал двадцать лет…
— Нет. Это не царапина. Это проба. Не понимаю, как вы могли не заметить? — уверенно проговорил доктор и вытянул руку с кулоном подальше от глаз, чтобы полюбоваться красотой огранки и блеском камня.
— Да ладно… Какая проба? Папа сказал, что это дешёвая бижутерия… Никто никогда не искал на этом кулоне никакой пробы!
— Лизочка, ваш папа это сказал, чтобы вы не расстраивалась. А ещё он это сказал для вашей мамы.
— Да и какая проба? Это же не золото! Металл же не жёлтый, а белый…
— Это редкая оправа для такого камня. Она из белого золота. Мы вместе его выбирали тогда. Так что — не спорьте! А знайте — папа вас любил очень сильно.
— Подождите… — вдруг сказала Лиза, — я вспомнила: александрит — это ведь камень одиночества!
— В одиночестве нет ничего страшного. Но тот, кто это понял — может всё! А сильный не бывает одиноким. Люди чувствуют силу и тянутся к ней.
Лиза вышла из бoльницы и мир вокруг неё был уже совсем иным. Она ещё не знала, но уже чувствовала, как ей нужно жить дальше. У неё был амулет, дающий силу и способность найти ответ на любой из её жизненно важных вопросов.
Истинная ценность её амулета была не в его цене. Хотя и в ней тоже… Но любовь отца была несоизмерима ни с какой ценой! Потому что, подарив такой по-настоящему царский подарок, он не только никогда ни разу её не упрекнул за то, что она его так легкомысленно потеряла, но ещё и защитил её от упрёков матери и от угрызений собственной совести!
«Не всё то золото, что блестит» — говорят в народе. А тут получилась история наоборот. Пришлось золото оклеветать ради другой истины. Казалось, истина одна. А их – много. И разные они все, но едины в одном: то, что хранит нас, не зависит от наших знаний об этом. Но мы сами становимся другими, когда узнаём, что нас кто-то любил, оберегая от горечи.
Лиза пошла на поправку во всём. У неё наладилось здоровье и сложилась прекрасная судьба — как-то сама собой. Оказалось, что так бывает. Не потому, что со стороны самой Лизы не было усилий, а потому, что идти по верному пути, как и говорить правду — легко и приятно.
Казалось, что блеск александрита поселился в её глазах в тот самый день, когда Лиза узнала истину о давнишнем подарке отца. И в глазах её зажглось что-то вечное. Вечность ведь тоже одинока… Именно поэтому она столь притягательна. Избирательностью внимания и мощью своего бытия.
С той поры прошло четверть века. Лиза так и не научилась разбираться в бриллиантах. Как-то, знаете, всё не до них…
Автор: Оксана Коваленко
