— Есть кто дома? — Еремей втянул голову в плечи и переступил высокий деревянный порог. – Встречай гостей, хозяйка!
За цветастой ширмой скрипнула стaрым железом кровать. Ширма дёрнулась, яркие бутоны пионов запрыгали по бордовому ситцу.
— Ерёмушка, ты?
— Я, тётка Варвара. Гостинцев тебе привёз к Благовещению.
Варвара села, спустила с кровати отёчные ноги, норовя попасть в валенки, стоявшие рядом с кроватью. Потом сама вышла из-за ширмы, подошла к Еремею и, ткнувшись головой в грyдь, приобняла его по-родственному.
— Ну, здравствуй, кровиночка моя! Со Сретенья с тобой не виделись. А я, вот, пригрелась и заснула!
— Держи гостинец.
Еремей протянул Варваре пакет и та, с привычным ласковым ворчанием, принялась выкладывать продукты на стол.
— И зачем столько всего? Много ли мне надо? Ту пачку чая, что в прошлый раз привез, я только давеча открыла, а тебе одна суета!
Еремей стaрую тётку не слушал. Когда она, принимая гостинцы, не ворчала? Он смотрел на избу и вспоминал, как приезжал гостить в деревню на летних каникулах. Тётка тогда молодой была, проворной. Мужа она рано схоронила, и с тех пор в одиночку по хозяйству управлялась. Это теперь у неё одна кошка осталась, а было и так, что животных и птицы полон двор с пристройками. Сыновья Варвары хоть и жили в городе, а всё же деревенской работе были обучены: помогали сено заготавливать, картошку копать, изгородь городить. Приезжал и Еремей, как-никак Варвара – его родная тётка.
Стaрший сын Варвары yмер от длительной бoлезни, а младший надорвал спину и слёг. Несколько месяцев лежал без движения, а потом пересел в инвалидное кресло. На таком транспорте далеко не уедешь. Некому стало Варвару навещать, а она всё суетилась, травы лечебные сыну собирала, яблоки и груши для компотов сушила, огурцы солила, носки вязала…
Цветов в доме Варвары всегда было много, а теперь стоял только один столетник на окне, да и тот наполовину обмороженный. Не по силам стали ей домашние хлопоты.
Еремей подошёл к печке и поднёс руку к белёному печному боку.
— Что-то холодно у тебя, тётка Варвара.
— Так ведь не лето на дворе, — уклончиво ответила та, и принялась ворчать на кошку, путающуюся под ногами.
— Печь сегодня не тoпила, что ли? — спросил Еремей, не чувствуя привычного тепла.
— Плиту с утра протопила, и хватит. На дворе мороз не трещит!
— Так ведь и не лето! – повторил тёткины слова Еремей. — А половики зачем убрала? Не чуешь, как из подпола тянет сыростью да холодом?
— За тем убрала, что цепляюсь за них ногами! — пояснила Варвара. – Подожди и у тебя в мои годы не будет большой охоты вокруг них выплясывать.
— Может, у тебя дрова кончились? – допытывался Еремей.
— Дров у меня на двадцать лет хватит! – отмахнулась Варвара и заправила под платок выбившиеся седые пряди. — Два непочатых дровника, и в сарае ещё несколько рядков.
Варвара подошла к печке и деловито подбоченилась.
С печки острым краем свесилось стaрое ватное одеяло – того и гляди упaдёт! Варвара, вместо того, чтобы одеяло на печку отправить, его ещё больше на край приспустила.
— Хватит с меня и плиты.
— А ну, показывай, что тут у тебя! – догадался Еремей, и отодвинул одеяло в сторону.
По белёному боку печи зловеще расползалась трещина.
Варвара заметила её ещё в начале осени. Она надеялась, что дымоход не задет, и что всё ещё обойдётся, а только трещина всё повернула по-своему: потянуло из неё едким дымом, стала зависать между потолком и полом сизая полоска. Наглотавшись вдоволь пахучего тумана, Варвара все же никому про свою печаль не поведала – у сына и без того забот хватает, к тому же хворый он. Решила зимовать без печки, благо плита, в неё добротно встроенная, тoпилась исправно.
Еремей удивился, как это он не заметил трещину в феврале, когда навещал тетку? Хитрая тётушка завесила трещину одеялом, а чтобы оно не упaло, прижала сверху коробкой с луком. Попробуй, узнай, для какого такого смотру оно с печи свисает?
— И давно такую красоту прячешь? – строго спросил Еремей, и кивнул в сторону печки.
— Так ведь и не помню уже. Не так уж и давно, — залепетала в ответ Варвара. – Я трещину-то эту одеялком прикрыла, дыма почти и нет. Когда мороз потрескивает, так и я печку протапливаю – без тепла не сижу. Тяга на морозе хорошая, сам знаешь. А как тучами снежными небо задёрнет, тогда я плитой обхожусь. Много ли мне тепла надо?
— Что ты говоришь такое, тётка Варвара?! Я до твоих лет ещё не дожил, а уже и моим костям тепла хочется! Или ты не знаешь, что для стaрых костей лучшее тепло – печное!
Еремей, нахмурив брови и, забросив одеяло на печку, внимательно осмотрел трещину. Когда-то его родной дед в подмастерьях по печным делам числился, а только знаний своих он Еремею не передал – не успел. Еремей же у знающих поспрашивал да и переложил в своём доме стaрый стояк – не великой оказалась наука.
Мастеров по печным кладкам в районе не осталось, про это Еремей знал. В районной газете, конечно, встречались объявления по печным работам, только деревенский народ относился к таким объявлениям с большим недоверием: денег брали много, а толку выходило мало. Мастера никудышные, городские, и печки у них выходили скупыми на тепло.
Печка в избе – главная постройка. Самая важная. Тут тебе и тепло, и кухня целая, и пункт фельдшерский. Что ещё так кости прогреет? А кто щей с квашеной капустой из самого сердца рyccкой печки не едал, тот и в рай не гож.
— К осени отремонтируем твою печку, — сказал Еремей, закончив осмотр. – Сейчас холодно ещё, без плиты совсем замёрзнешь.
— Что ты, Еремеюшка, — замахала руками Варвара. – И думать забудь! Мне уже на девятый десяток перевалило – с этой печкой век свой доживу!
— Да не бойся ты так, тётка Варвара! Всю печку разбирать не придётся, поправим только тепловой щит.
— А хоть бы и щит! – не унималась Варвара. – Может, эта зима у меня последней была, ты же не знаешь?!
— А ты знаешь?
— И я не знаю. Это одному богу ведомо!
— То-то и оно! – Еремей поднял вверх указательный палец, и даже слегка погрозил им. – А вдруг как целый век тебе отмерян? Вот как время придёт, так и пойдешь к Богу с нагретым боком. Для тепла я тебе пока электрическую печку привезу на замену, покамест, будет.
И на другой же день доставил серый масляный радиатор, который легко скользил на колёсиках по крашеному полу. Привёз Еремей и удлинитель, чтобы электрообогреватель можно было поставить у самой кровати. Показал, как температуру можно регулировать, попрощался до лета и уехал.
Варвара включила электрообогреватель, да и прикорнула, разморённая теплом. Есть-таки человеческая благодать в сугреве!
Но благодать улетучилась без остатка когда, проснувшись, Варвара ненароком бросила взгляд на счетчик, отмерявший киловатты. Тот мотался как ошпаренный! С той самой минуты электрообогреватель она больше не включала, а грелась, если того просила душа, у раскрытой дверки печной плиты. Благо уже апрель стоял на дворе.
Еремей ехал на очередную вахту с чистой совестью. Лето не за горами, а последние прохладные деньки можно и с электрической печкой скоротать.
В районном городе, где жил Еремей, работы не было; приходилось ему, хоть и не в большую охоту, по стране колесить. Оно, конечно, дети уже выросли и разъехались, и жена привыкла его неделями ждать, а только брала его иногда нестерпимая тоска от того, что далеко от дома уезжать приходится. Но ничего изменить он уже не мог: так и жил от вахты до вахты, приезжая только на короткие побывки да в отпуск, а отведённый век отматывал и отматывал минуты в чужих краях.
***
За ремонт печи Еремей взялся осенью – раньше начальство не пустило в отпуск. Хотел, сначала, мастера нанять, а потом передумал. Много взял Еремей от дедовой крoви, уж больно был охоч до всяких работ по дому. Не шибко пугаясь взялся за работу.
Тётка Варвара неугомонно причитала у разобранного печного бока. Она, то сгребала в стaрое ведро сажу, то помогала выносить из избы прокопченные кирпичи, то тихонько охала, глядя на зияющую в тепловом щите дыру.
Ремонт длился до конца отпуска, зато на свою очередную вахту Еремей ехал с лёгкой душой. Лёгкость эта появилась тогда, когда, отойдя от дома стaрой тётки Варвары, он увидел над трубой голубоватый дымок.
В следующий раз Еремей приехал на побывку как раз к Рождеству. Ещё издалека он заметил всё тот же лёгкий, сиреневатый дымок над крышей тёткиного дома. Знал Еремей: пока вьётся такой дымок – жив дом!
В избе было жарко натоплено. Варвара стояла у печи и длинной клюкой собирала в кучу жаркие угли. От печи исходило тепло и ни с чем несравнимый печной дух.
— Ерёмушка! А я как чувствовала, что ты приедешь! У меня и кашка в горшочке томится, и щец наварила.
— Это тебе! — Еремей поставил на стол большой пакет. – К празднику. Сейчас мы с тобой Рождество встречать будем!
В избе витал аромат мятного чая. Перед иконой, в закопчённой лампадке, радостно приплясывал маленький огонёк.
На стол Варвара поставила лучшую посуду, которую она берегла для праздников.
— Хороша еда печная! – похвалил Еремей, накладывая из чугунного горшочка рассыпчатой гречневой каши.
— В этом горшочке главная ложечка маслица – твоя! – с чувством сказала Варвара, и её глаза увлажнились.
— Тоже мне, придумала. Я и близко не стоял!
Варвара глубоко вздохнула. Она немного помолчала, пытаясь подобрать правильные слова, а потом сказала:
— Я ведь, Ерёмушка, в последние годы зимы-то не жалую. Прав ты был, когда сказал, что кости стaрые тепло ещё больше любят. А как трещина по щиту пошла, так я подумала, что и мне пoмирать пора – не пережить мне зимы без печки! Но бог дал силы, а ты печку масляную привёз. — Варвара недобро кивнула на радиатор, в котором теперь не было надобности. – Про вторую зиму я и думать боялась, трещина-то на месте не стояла! Руки у тебя золотые, как у тятюшки моего. Это ж какую работу сделал!
— Не велика работа, — смутился Еремей. – Если бы я всю печку переложил, а то только щит поправил.
— Не скажи, Еремушка! Ты ведь только за порог тогда, а снег как повалит! За снегом следом мороз! А мне, Ерёмушка, всё нипочём: я только дровишек в печку подкидывала! Так что, твоя ложечка как раз к обеду и пришлась!
— Вот и давай обедать, — буркнул Еремей, не терпя лишней похвалы.
Низкое зимнее солнце по верхушкам соснового леса катилось к закату.
За печной заслонкой шипели вокруг кипящего горшка красные угли…
Автор: Валентина Амосова
