Полина приехала на вокзал как раз вовремя. Поезд, на котором ее младшая сестра, Тамара, должна была прибыть в город, вот-вот покажется из-за поворота.
Женщина внимательно вглядывалась в искривление рельсов, уходящих за старые, полуразрушенные здания.
Когда-то и она, с маленьким чемоданчиком, в поношенных, отданных соседкой, сапожках, приехала в этот город. Изменить свою жизнь, стать кем-то, кроме дочери, сестры и хорошей ученицы сельской школы. Ее никто не встречал, все нужно было делать самой.
И Полина делала. Поступила в училище, добилась места в общежитии.
-И в кого ты такая упрямая, Горшкова? – ворчала на нее комендант, когда девушка в очередной раз пришла жаловаться на текущие потолки и холодную воду в душе.
-В отца, — просто отвечала она.
-И кто же у нас папа? — язвительно спросила комендант.
-Рыбак.
-Потрясающе…
Но на следующий день крыша была залатана, краны починены. Было что-то в этой девчонке, какой-то внутренний стержень, который заставлял окружающих верить, подчиняться, уважать и считаться с мнением приезжей.
Отец Полины и Тамары, Родион Федорович, был простым рыбаком, в команде таких же, как он, обветренных, с потрескавшимися пальцами и косматыми бровями мужиков, он уходил рыбачить на реку. Добычу сдавали в местный рыбоперерабатывающий комбинат, который и кормил всех жителей деревни.
Мать девочек, простая и веселая Иринка, незатейливую свою жизнь любила, но дочкам хотела другой судьбы.
-Уезжай, Поля. Ты умная, человеком станешь, отучишься, в городе и развлечений тебе больше, и работа найдется хорошая. Пора нашу семью в люди выводить!
Полина, обустроившись в общежитии, еще долго отмывала запах рыбы со своей белой, нежной кожи. Ей казалось, что все оборачиваются ей вслед, потому что она вся, до косточек, пронизана этим въедливым, резким ароматом.
И вот теперь, отучившись и получив комнату в коммуналке, женщина встречала свою младшую сестру, чтобы показать ей совсем другую жизнь.
Но Тамарка была другой. Светло-коричневая, выцветшая на солнце штормовка, резиновые сапоги, обветренное лицо с грубоватой, но пышущей ярким, здоровым румянцем кожей и горящими глазами, девочка была копией отца. Даже не внешне, а по складу души. Родион иногда даже сожалел, что Томка родилась девчонкой. Был бы пацан, стал бы наследником его промысла.
Тамара часто приходила на берег реки, садилась на старое, отполированное ветрами, дерево и слушала воду. Та разговаривала с ней, журчала и всхлипывала, принося камушки и оборванные нити водорослей.
А потом, когда лодка отца появлялась у пристани, Тамара бежала туда, чтобы первой похвалить Родиона за отличный улов.
-Ну, ты как не от мира сего! – качая головой, твердила мать. – Все девчонки, вон, косы заплетают, платья шьют, да в клуб ходят, а ты все на пристани с мужиками ходишь. И чего ты в этом нашла? Нехорошо!
-Не знаю, мама, — Тамара опускала взгляд, хмурилась, а потом улыбалась и продолжала. – Папа же хотел сына. Вот я за него!
Родион, не показывал этого, но в душе гордился своим «сорванцом». Тамара была проста и очаровательна, без подковырок и вздохов, все свободное время проводя у реки.
-Хватит, дочка! Вон, Полина уже работает. Пройдет лето, и отправлю тебя в город. Пора взрослеть, не всю же жизнь ты собираешься рыбу чистить! – Ирина строго смотрела на дочь. – Ты прям дикарка какая-то.
-Но мама! Мне и здесь хорошо! Я работать буду, папе помогать. Он обещал меня взять к себе в бригаду.
-И не думай. Женщина-рыбак! Позорище!
Ирина все решила. Родион, понимая, что, наверное, она права, и Тамаре действительно нужно дать шанс узнать другую жизнь, перечить не стал.
-Ничего, Томка, съезди, навести Полюшку, отучишься, вернешься.
-Но папа!…
-Надо, и не спорь! Я неуч, только и умею, что щук ловить. А ты молодая, сильная, все будет хорошо!
…Заканчивался август. Тамара больше всего любила это время. Яркая вспышка, всплеск уходящего лета. Природа как будто последний раз вздыхает, а потом осыпается, тускнеет, готовясь к долгим, крепким холодам. Река в это время была особенно прекрасна. Гладкая и туманная по утрам, к полудню она как будто вскипала, жила, спешила, боясь замереть от ночных заморозков.
Осень еще не пролила палитру красок на стоящие у воды деревья, но они уже широко распустили свои ветви, чтобы не пропустить ни одной капли этого преображения, принарядиться напоследок, а потом, в один момент, подчиняясь жестким, грубым прикосновениям ветра, сорвать с себя пышный наряд, представ в своей черной, обезоруживающей наготе.
Тамара с тоской смотрела на реку, упавшее в нее небо и зазеркалье отражающихся берегов. Расстаться с этим было невозможно. Покинуть этот милый сердцу мирок было необходимо…
Тамара последний раз спустилась к воде и бросила ей свой прощальный подарок – венок из найденных в поле ромашек. Вода с благодарностью приняла этот дар, коснувшись рук девушки, и унесла венок далеко на середину, где течение, гоня первые упавшие листья, спешило вперед, в будущее…
Родион, когда дочь уехала, не позволил жене убрать в шкаф Томкину штормовку, спрятать в сарай ее сапоги.
-Вернется моя помощница, вот увидишь! Ей это все понадобится!
-Брось! Дай ты ей пожить нормально! У людей вон и ванна в доме, и телевизор, театры. Она просто еще не поняла, как может быть по-другому. Не вернется она.
…Полина увидела сестру еще издалека. Та, медленно идя по перрону, несла точно такой же чемоданчик, какой был и у самой Поли много лет назад. История повторялась, только героиня была совсем другой.
Сестры обнялись и пошли к метро. В нос ударил такой знакомый, но счастливо забытый запах рыбы. Полина скривилась от отвращения. Та жизнь, ограниченная, грустно-постная, вдруг замаячила перед женщиной настолько явственно, что ей стало страшно. Но потом вдруг исчезла, растворилась в суете города, который уже не отпускал свою дочь, надежно опутав ее суетой и иллюзией комфорта.
-Ну, вот. Заходи. Я тебе здесь постелила, на кушетке. Вот тумбочка тебе, ванная в конце коридора. Иди пока, душ прими. Мыло там, на раковине, земляничное возьми. Одежду я тебе новую дам. Пора прекратить пахнуть, как рыбный магазин!
Тамара, уставшая и какая-то стеклянная, делала все, что велела сестра.
Вступительные экзамены, провал и работа на хлебобулочном комбинате, вечерние походы по украшенному к новогодним праздникам городу, театр, кино и танцы в Доме культуры. Тамара впитывала все, что нужно было, чтобы стать такой, как хотела сестра. Искренне и целиком отдавая себя Тамаре, Полина старалась, но чувствовала, что все напрасно. Тома как будто пропускала все через себя, а потом забывала, сидя по вечерам у окна и смотря куда-то вдаль. Где-то там, за километры от этой комнаты, висит на гвоздике её штормовка, сапоги, притулившись в углу, тихо облокотились на отцовские, высокие сапожищи. Все готово к ее возвращению. Нужно только немножко подождать…
-Я домой поеду, надо родителей навестить! – как-то весной сказала Тамара, перекладывая на тарелки солнечно-белую яичницу.
-Зачем? – удивилась сестра. – Они же писали, что все хорошо.
-Я хочу. Я здесь задыхаюсь, понимаешь. Мне нужно хоть краешком глаза увидеть нашу реку… Помнишь, как мы учились там плавать? Папа учил нас, помнишь? А как лосенок с того берега приплыл к нам и запутался в траве ногами, помнишь? Ой, а как…
Воспоминания, прорвавшись, все лились и лились, заполняли комнату, вытесняли все суетное, тревожное и наносное. Город сдавался, отступал, растворялся в этом потоке солнечных брызг, душа девушки возрождалась.
-И не думай! – вдруг закричала Полина. – Туда ехать «три дня на оленях». А у тебя работа. Ты сначала на билет накопи, а потом уезжай!
Поля знала, что не права. Но она же тогда удержалась, осилила, перетерпела, когда было трудно и грустно, она запретила себе возвращаться домой. Потому что мать верила, что дочь добьется лучшего, потому что так было надо! Потому что вернуться – значит признать свою слабость, потому что если позволить себе поехать домой, то на обратную дорогу в городскую жизнь сил уже не будет.
Полина, не желая сознаваться в этом, любила родные места так же сильно, как и ее младшая сестра. Но она загнала эту любовь куда-то далеко, закрыла ставнями, захлопнула двери и навесила большой замок. Она будет такой, какой не смогла быть мама, «станет человеком», чтобы родители гордились ею. А река? Река подождет…
Тамара в слезах вышла во двор. Прохожие толкали бредущую по тротуару девушку. А она невидящим взглядом смотрела вперед. Ей мерещился шелест камыша, всплеск волны и запах. Тот, что Полина приказала уничтожить земляничным мылом, купленным в универмаге…
Но сны отобрать не мог никто. В них было все просто и ясно. Время и расстояние с готовностью преломлялись, подчиняясь желанию спящей. Каждую ночь, Тамара, лежа в кровати, засыпала под стук колес проносившегося под окном трамвая, а потом этот звук превращался в нечто особенное, одной ей ведомое и потому нежно оберегаемое…
…Звонок телефона разорвал мирно тянущуюся ткань утра. Ирина, встревоженная и растерянная, кричала в трубку, что отец заболел, что нужно приехать. В ушах так и стучало ее недосказанное «попрощаться».
Поезд, бессонная ночь. Сестры быстро соскочили с телеги и побежали по дороге к дому. Грязь, хлюпающая и хватающая за подошвы, старалась помешать женщинам, но они как будто и не замечали некрасивых разводов на новеньких сапожках, спеша в родительскую избу.
Ирина встретила их у порога, обняла, причитая, и провела внутрь.
-Когда? – тихо просила Тамара, закусив губу.
-Вчера вечером. Все ждал вас, приказывал во двор выходить, смотреть, не идете ли… Что ж вы так поздно?…
Ирина зарыдала в голос. Громко, по-бабьи, с всхлипами и завываниями.
-Мам, успокойся, мама! – Полина теребила мать за плечо, но уже сама рыдала в голос.
А Тамара, замерев и глядя на дверь, слышала у себя в голове только одно слово: «Ждал, ждал, ждал…» Ждал, храня на гвоздике ее штормовку, ждал, заботливо прислонив к стене ее резиновые сапоги, ждал, а она не успела…
Тамара вдруг кинулась к двери, распахнула ее и выбежала на улицу. Она стремилась к реке, к воде, к той, что была одной на двоих, любовью и смыслом существования в этом Богом забытом месте.
Река невозмутимо текла, повинуясь вечным законам бытия. Но Тамару она узнала, приветливо плеснула в лицо брызгами, лизнула носки сапог, обняла свежим, терпким ароматом водорослей.
-Я вернулась, папа! – тихо прошептала Тома. – Спасибо, что ждал, прости, что опоздала…
Проезжающий по реке катер взволновал воду, заставив ее густой пеной удариться о берег. И в этом шуме Тамаре почудился легкий вздох отца. Простил…
После пoxoрон Полина уехала в город. А Тамара с матерью остались жить в деревне. Каждая из сестер выбрала свой путь, чтобы не опоздать прожить свою жизнь…
Автор: Зюзинские Истории
