Катенька была долгожданным ребёнком. Её родители, к тому моменту уже отчаявшись завести своего, планировали усыновление. И тут, о чудо. Беременность проходила очень сложно, большую часть времени Катина мама провела в больнице. Врачи боялись за её здоровье. И наконец, в первых числах весны, наступил тот момент, когда девочка появилась на свет.
По мнению родителей это был самый прекрасный ребёнок в мире. Денег в семье было в избытке, потому у Катеньки всегда было всё самое лучшее. Лучшие игрушки. Самые модные вещи. Питалась девочка всегда всем самым свежим и полезным. Без какой либо химии. Любое её желание тут же исполнялось. Будь-то новое платье, планшет или корзинка отборной виктории в разгар зимы. Катенька получала всё, о чём мечтала, стоило только потребовать.
Одно огорчало родителей, их любимая Катенька очень часто болела. Иногда небольшого ветерка хватало, чтобы она подхватила простуду. Уж не знаю, что послужило тому причиной: болезнь девочки или чрезмерное потакание всем её желаниям, но Катенька выросла чересчур избалованной и высокомерной.
Она не уважала людей вокруг. Учителям, приходившим к ней, вечно приходилось её ждать иногда по часу. Ведь у девочки слабое здоровье и она не могла ходить в школу вместе с остальными детьми. Постоянно доставалось ни в чём неповинной поварихе. Не было, и разу, чтобы Катенька осталась довольной, она всегда находила к чему придраться. Еда была: то горячей, то слишком холодной, то пересоленной, то вообще не соленой. Однажды она раскритиковала торт «Птичье молоко», за то, что там слишком много суфле. К продавцам и официантам относилась, как к своей личной прислуге. А уборщиц и дворников и вовсе за людей не считала. Время шло, девочка росла. И чем она старше становилась, тем всё больше болела.
Когда девушке исполнилось двадцать лет, Катенька почти перестала покидать приделы своего дома. Она постоянно уставала. В результате чего большую часть дня проводила в постели: спала или просто лежала. Дочка чахла на глазах, это не могло не огорчать родителей. Лучшие врачи, осматривавшие девушку, в один голос твердили: в физическом плане она полностью здорова. Никто не мог понять, почему Катенька с каждым днём слабеет. Но каждый был уверен в том, что если так пойдёт и дальше, то к осени её не станет. К кому только не обращались родители: к экстрасенсам, колдунам, знахарям. Время шло, а изменений не наблюдалось.
Наступило лето. Однажды видя такую безысходность своих работодателей, повариха посоветовала им обратиться к одной старушке, которая живёт в её родной деревне, на окраине у самого леса. Может быть, в другой раз не послушались бы они, да не приняли совета кухарки. Но делать было нечего, дочь единственная погибала. Собрали они Катеньку в дорогу. В мягкое одеяло укутали. С комфортом устроили в машине. С собой восемь чемоданов уложили: пять с вещами да три с продуктами, деликатесами разными. Что же доченька кушать будет в деревне той. И поехали.
Утром выехали, к вечеру добрались. Ехать было недалёко, триста километров всего. Только из них сто пятьдесят по просёлочной дороге. Нельзя было доченьку растрясти, потому и ехали медленно да осторожно. Словно Катенька хрустальной была и могла каждую минуту разбиться. Приехали они в ту деревню. Нашли тот дом. А то и не дом вовсе, с виду так, развалюха. Кухня да комната. Стены тонкие, полы худые, почему ещё держится домишко, непонятно. Выслушала гостей старушка и говорит:
— Помогу я вашему горю. Оставляйте дочку свою. Только технику всю вашу заберите. Чтоб без телефонов да компьютеров. А в конце лета, в последние денёчки и приедете за ней. И чемоданы эти заберите. Сами видите, нет у меня места лишнего. Самое нужное в один упакуйте, а остальное назад увозите. Стали родители чемоданы перебирать. А Катенька сидит да покрикивает: то оставьте, да это не убирайте. Два часа они мучились, а чемоданов не убавилось. Посмотрела на то старушка, плюнула да сама взялась нужное отбирать: пару смен белья, сарафан да платье, на тёплую погоду, костюм спортивный, джинсы да кофту тёплую, если вдруг холодно будет, носок немного, да обувь без каблуков, некуда шпильки в деревне носить. Потом подумала немного, постельное положила, расчёску добавила, мыло, щётку зубную и полотенце в придачу. На том и всё. В чемодане даже место осталось. Остальное родителем. А продукты и вовсе все вернула. Холодильник маленький. Хранить такие запасы негде.
Высадили родители Катеньку из машины, попрощались и уехали. Напоследок строго настрого наказала им старушка, раньше времени не приезжать, да лечению не мешать иначе не сможет она им чем-либо помочь. Тут и дождик накрапывать стал. Посмотрела старушка им в след да в дом пошла. А Катенька ей кричит:
— А вещи мне кто заносить будет? — чемодан так и стоял под дождём, открытым.
— У меня прислуги нет. Твой чемодан, ты и заноси.
— Я не могу. Мне тяжело. Я болею, — заканючила по привычке Катенька.
— Ты молодая болеешь. А я старая, не меньше болею. Да и мне тяжело. Не хочешь, пусть мокнут. Твои вещи. Тебе решать.
Делать нечего, пришлось Катеньки брать да самой вещи свои в дом нести. Еле затащила. Поставила чемодан села на него верхом и говорит: — Где моя комната. Где я жить буду. Куда вещи положить.
— А вон, видишь шторка. Вот отодвинь. Там и вещи оставишь, там и жить будешь.
Заглянула Катенька за шторку ту, а там комнатка маленькая. Кровать да стул рядом стоит, в стене гвоздь вбит, куда, что повесить можно. Больше и нет ничего. Да при желании бы и не поместилось. Места мало. Одно отличало комнату от чулана — окошко, правда, уж больно грязное. Сунула Катенька чемодан под кровать. Сама легла на кровать, устала, отдыхать стала. Не заметила, как и уснула. Поспала немного. Проснулась, проголодалась и кричит:
— Я есть хочу. Чем меня кормить будешь. А старушка ей в ответ:
— Я тебя кормить не обязана. Не прислуга. А есть захочешь, сама выходи. За стол садись, да со мной поешь, — потом помолчала немного и добавила: — Я женщина пожилая, уважение к себе требую. А будешь мне тыкать, и вовсе откликаться не буду.
Никто раньше так с Катенькой не обращался. Не привыкла она к подобному. Рассердилась, да обиделась девушка и решила не выходить. Ночь опускается, можно и вовсе не ужинать. Только хотела спать лечь, а тут новая напасть: постель не застелена. На этот раз старушку звать не стала. Знала, что та не поможет. Кое-как сама справилась, простынь постелила да одеяло в пододеяльник засунула. Устала. Уснула. Про голод позабыла. Утром проснулась. Опять слабость навалилась. Подниматься, желания нет. Так и лежала бы, да кушать хочется. Пришлось вставать, да на кухню идти. А там уж старушка сидит, кашу ест.
— Дай мне поесть. А старушка жуёт, да помалкивает, будто и нет кроме неё в доме посторонних. Хотела Катенька, рассердиться, да каша уж больно вкусно пахла.
— Дайте мне поесть, пожалуйста, — исправилась девушка, а потом помолчала и добавила: — Доброе утро.
— И тебе, доброе. Присаживайся, — старушка тут же вскочила, каши в миску наложила, да перед Катенькой поставила: — Кушай деточка. Не стала бы девушка, дома перловку есть, а тут она ей вкуснее бутербродов с икрой показалась. — Поешь, посуду помой. Я готовила, тебе мыть. А если нет. Будешь обедать из грязной.
Слова старушки остались незамеченными. Катенька и раньше не мыла посуды, а сейчас и подавно не стала. Поела, да вновь отдыхать пошла. Усталость, что поделаешь. Проспала до самого обеда. Вышла к столу. Смотрит, а старушка ей, в её же грязную тарелку, суп наливает.
— Зачем же вы мне в грязную, наливаете? У вас же вон, сколько чистой посуды? — возмутилась девушка, указывая на стойку с чистой посудой.
— Не помыла, ешь с грязной.
— А я сейчас, вылью этот, и налью себе другого супа, сама. В чистую тарелку и всё.
— А нету другого-то, — говорит старушка, выливая остатки из кастрюли, в кошачью миску: — Много я не готовлю. Либо ешь этот, либо голодной оставайся. Только после посуду помой. Не то, и ужинать будешь с этой же миски.
Посидела Катенька подумала, и за ложку взялась. Сидит, ест, а сама вокруг смотрит. Везде порядок да чистота. Все углы проверь, а пылинки кругом не найдёшь. Окна чистые, на них занавески расписные.
— Почему у вас везде порядок такой?
— Так не люблю я грязи.
— А у меня почему, бардак? Окно в пыли, да и пол тоже.
— Там твоя комната, тебе и порядок наводить. Вода во дворе. Ведро с тряпкой дам, если захочешь. Про посуду, не забудь.
Поела Катенька. Хотела уж отдыхать идти, да вспомнила, что старушка ей про ужин говорила. Пошла посуду мыть. Хоть и не делала, этого до той поры, а справилась. Всё по местам расставила, да со стола крошки убрала. Потом уж и к себе пошла. Приоткрыла шторку, да посмотрела на окно немытое. Не понравилось ей увиденное. Дома королевной живёт, а здесь, почему не так. Вздохнула да за ведром и тряпкой пошла. К ужину управилась. Окно вымыла, паутину со стен поснимала. Пол в комнатке помыла, а потом и в кухне подтёрла. Увидела старушка девушки старания, улыбнулась, занавески чистые принесла, да на окно повесить помогла. Смотрит Катенька, на дело рук своих и самой нравится. До кровати она в тот день добралась лишь после ужина, прибрав со стола. Вроде полдня не спала, а усталости и нет вовсе. Так и повелось у них. Утром Катенька вставала. Умывалась да постель прибирала. Потом завтракала, да посуду мыла. С обедом старушке помогала. Стирала, убирала да воду носила. Чем больше трудилась, тем меньше у неё усталости оставалось, да больше сил появлялось.
Месяц прошёл уж с тех пор, когда девушка в деревне поселилась. Однажды проснувшись, Катенька, услышала: охает да стонет старушка. Кинулась к той, а у неё голова горячая. Заболела хозяйка. Девушка, туда, сюда, что делать не знает. А старушке хуже становится. Бросилась тогда Катенька к соседям. Ближайший дом за километр находится. Ночь на дворе, страшно. Хорошо луна светит, тропинку видать. Добралась. Давай в дверь стучать. Насилу достучалась. Не каждый нынче дверь среди ночи незнакомому, откроет. Объяснила девушка, в чём дело. Рассказали, люди, в каком доме врач живёт, туда побежала. Нашла. К старушке привела. А той всё хуже. Огнём горит. Осмотрел её врач, укол поставил, лекарств оставил да домой отправился. Всё чем мог он помог. Дальше уж Катенька следить осталась.
Всю ночь просидела девочка у постели больной. Воду подавала, да компрессы меняла. Все наказы доктора исполнила. Наутро, легче стало старушке. Спокойно уснула. А Катенька за готовку взялась. Старушке бульончик сварила. И себя не забыла. Целую неделю, пролежала старушка в постреле. Днём врач приходил, пациентку навещал, уколы делал да лекарства оставлял. А в остальное время девушка сама за больной ухаживала: с ложки кормила, да чаем горячим с мёдом поила. Поняла она, что мама с папой чувствовали, когда с ней по врачам мотались.
Прошло время, поправилась старушка. Стали они, как и прежде жить. Только теперь Катенька внимательная да заботливая стала. Где воды принесёт, где в магазин сходит, а где и обед сама сготовит. Чем могла, помогала старушке. Так и лето прошло. Не заметили. Вот сидят они однажды вечером чай пьют. Катенька задумалась, помолчала немного и говорит:
— На днях папа с мамой приедут, а вы за всё это время и не лечили меня вовсе.
— Неужели, не лечила, — прищурилась старушка:
— А разве ты болеешь сейчас?
— Да, нет, вроде,- обрадовалась девушка.
— Хвори, все твои от чего? От лени, да безделья. От невежества да характера твоего злого. А делом стала заниматься, да меня уважать, вот и слабость вся исчезла. Не будешь впредь себя так вести, значит, и болеть не будешь.
Подумала Катенька и поняла, что правду старушка говорит. А на следующий день и родители приехали. Смотрят на дочь, и понять не могут, толи она, а толи и нет. Изменилась больно. Не кричит, не ругается. С водителем поздоровалась. Папу с мамой обняла да поцеловала. Уж и удивились они. Раньше так она не делала. Видно и правда излечилась. Поблагодарили они хозяйку, и в город отправились. А Катя, не забывала наказ старушки. Перед поварихой извинилась. По пустякам, больше не придиралась и делала замечания лишь тогда, когда на то были причины. Родителям помогала, да чужой труд уважала. Потому и не болела больше.
Автор: Ася Кулик
