Улицы нашего небольшого городка, как рассказывала моя мама, раньше были засажены высокими, пирамидальными тополями вперемешку с зарослями сирени. Но тополя стали обрезать, и они пошли вширь, обрастая ветвистой кроной. Весной, когда лопались пoчки, по городу плавал густой и терпкий запах распускающейся листвы, который, перемешиваясь с буйно зацветающей сиренью, издавал более утонченный аромат.
Мне часто вспоминается стандартная, панельная пятиэтажка с облупившейся штукатуркой, окруженная покосившимися сараями, скрипучие качели и, наконец, его Величество Двор – место наших постоянных игр и сборищ. В углу двора стояли мусорные контейнеры, и управдом — здоровенная, краснощекая Марь Ванна, строго следившая за порядком на вверенной ей территории, открывала их в определенные часы два раза в день, а затем вновь тщательно их запирала.
Но особенно отчетливо я помню одну, очень холодную зиму и Стaруху, настоящую, живую, как будто вышедшую из мультфильма.
Именно так ее называли взрослые и дети. Она вселилась на первый этаж одной из первых жильцов, но откуда она появилась и как ее зовут, наверняка знали только начальник паспортного стола, да, управдом. В гости к ней никто и никогда не заходил, только, обычно раз в неделю, появлялась женщина с двумя большими сумками и, побыв немного в таинственной квартире, так же молча исчезала.
Зимой и летом Старуха ходила в ободранных, войлочных сапогах, протертой почти до дыр плюшевой жакетке и малиновой, вязаной шапочке.
Мы, дворовые сорванцы, побаивались ее и при приближении обычно прятались за сараями. Но появлялась она редко, точнее два раза в день — тогда, когда Марь Ванна открывала контейнеры.
Старуха выходила на полчаса раньше, усаживалась на пенек от спиленного тополя и маленькими, глубоко посаженными глазками, из-под нависших бровей зорко следила за жильцами, которые с ведрами и пакетами спешили избавиться от мусора. Как только содержимое очередного ведра опрокидывалось в контейнер, Старуха вскакивала и, шаркая ногами, спешила к своей вотчине. Она суетливо разбирала остатки пищи, отдавая предпочтение кускам хлеба и обглоданным куриным косточкам, тщательно убирала все найденное в карман и, воровато оглядевшись вокруг, исчезала в недрах нашего обширного двора. Мы сгорали от любопытства.
— Слушай, а чего это она объедки собирает, может ей покушать нечего? – с затаенным придыханием в голосе спрашивал меня мой дружок Ванька.
— Подойди, да спроси, — я внимательно следил за старухой. Мне было уже двенадцать лет, и я, естественно, считал себя взрослым.
Наконец, мы решили проследить за Старухой и, как заправские сыщики, направились за ней, маскируясь за деревьями. Разгадка оказалась на удивление простой.
В дальнем углу нашего двора росли густые дебри шиповника, настолько густые, что даже мы, мальчишки, обходили их стороной.
Посередине этих колючих кущ была вытоптана площадка со столиком и двумя лавочками по бокам, на которой в теплое время года с утра до вечера галдели местные выпивoхи, а с наступлением холодов площадка пустела, но столик сквозь облетевшие кусты был виден очень хорошо. Сюда и направлялся объект нашего пристального наблюдения.
С немалым трудом продравшись сквозь колючие заросли, Старуха подошла к столику и начала доставать из карманов объедки, раскладывая их на почерневшей, изрезанной ножиками поверхности стола. И, как по мановению волшебной палочки, стали слетаться птицы. Мы затаились, боясь пошевелиться, и во все глаза смотрели на происходящее. Первыми прилетели воробьи и, совершенно не боясь Старухи, шустро сновали у нее между руками, собирая мелкие крошки. Затем подлетели вороны и, важно расхаживая по столику, выбирали куски покрупнее, сильными клювами они разбивали мягкие косточки и, не торопясь, клевали их.
Одна ворона нахально села к ней на плечо, и Старуха кормила ее прямо с руки. Галки, голуби, были даже два снегиря… Старуха, не обращая ни на что внимания, разговаривала с птицами о чем то своем, ворковала с голубями, которые ходили у ее ног. Наконец, мы вышли из ступора и осторожно пошли домой, все еще находясь под впечатлением от увиденного.
Так продолжалось каждый день, до самой весны. А весной, когда снег уже почти сошел, Старуха пропала, и от женщины, которая приходила к ней, мы узнали, что она лежит в больнице.
Кучкой, сидя за сараем на солнцепеке, мы бурно обсуждали это событие.
— Ну, птицам сейчас есть что поклевать, а вот к старухе в больницу надо бы сходить! – авторитетно заявил Степка, самый старший из нас и ловко сплюнул через выбитый передний зуб.
— К кому ты пойдешь! – разозлился я. – Мы ведь даже не знаем ни ее имени, ни фамилии!
— Надо бы Марь Ванну спросить! – пропищала шестилетняя Валька. –Сейчас она выйдет контейнеры открывать, и я спрошу! – и Валька скрылась за углом сарая. Однако через минуту она показалась вновь и, как рыба, беззвучно открывая рот, широко размахивала руками.
— Там…, там! – девчонка наконец справилась с волненьем и закончила уже спокойнее. –Там Старуха сидит!
Мы выскочили из своего укрытия и действительно увидели свою необычную знакомую, сидящую на обычном месте.
Все было по-прежнему – она набрала объедков и, не торопясь, направилась в угол двора, а мы так же украдкой направились следом. Всех нас интересовала одна мысль
– прилетят ли птицы, ведь Старухи не было почти месяц.
Она с трудом продралась сквозь кустарник с уже набухшими пoчками и, подойдя к столику, остановилась, с изумлением оглядываясь. Вся поверхность стола и площадка вокруг, были усыпаны позеленевшими от времени кусками, разноцветными тряпочками и яичной скорлупой, а на лавочке сидели три вороны и настороженно смотрели на нее.
Старая женщина постояла минуту, а затем, озаренная внезапной догадкой, тяжело опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Вороны, переваливаясь, подошли к ней вплотную, а одна, помогая себе клювом и крыльями, ловко забралась к Старухе на плечо и, смешно изогнув голову, тихонько пощипывала тыльные стороны ладоней, меж пальцев которых текли струйки слез.
Несмотря на свой еще довольно детский разум поняли и мы, но по- своему поняли, что птицы, очевидно собрав свое птичье собрание, решили, что у их кормилицы кончилась еда и они решили отблагодарить ее, натаскав всевозможных с их точки зрения деликатесов.
Старуха плакала навзрыд. Вторя ей, тоненько заскулила и Валька, а когда Степка успокаивающе положил руку ей на плечо, она вытерла слезы и начала решительно пробираться сквозь кусты.
— Бабушка, бабушка! – девчушка робко тронула Старуху за колено. Ворона при этом не улетела, только неодобрительно каркнула. Старуха отняла ладони от лица и с недоумением уставилась на девочку.
— Бабушка, пойдем, я тебя домой провожу! – Валька уже смелее взяла ее за руку и потянула за собой. Старуха встала и неожиданно улыбнулась, сверкнув белизной зубов, из ее глаз полилось невидимое, но явно осязаемое нами тепло, а когда она сняла свою шапочку и пригладила черные, без единой сединки волосы, то мы увидели, что не такая уж она и старая.
— Не такая я и старуха, как вы считаете, а зовут меня Анна Федоровна, — ровным и неожиданно бархатистым голосом произнесла она.
— А меня Валя! Пойдемте Анна Федоровна, я вас провожу, а то здесь кусты колючие! Но вы не бойтесь, я первая пойду и сделаю вам тропинку! – Валька отважно ринулась вперед, кружась и приминая ногами жесткие, колючие прутья.
— Ну, пойдём, Валя! – Анна Федоровна легко шагнула следом и, улыбаясь своим мыслям, направилась за рыжеволосой девчонкой к подъезду.
Автор: Геннадий_Перминов
